Приключения знаменитых первопроходцев. Африка

В караване есть старший, иногда даже несколько; они идут обычно в арьергарде, чтобы подгонять отстающих и следить, не собрался ли кто сбежать.

В восемь часов — привал и завтрак. Носильщики снимают поклажу и осторожно ставят на землю; тем временем женщины шелушат зерно и толкут кофе. В деревне, у себя дома, африканцы обыкновенно едят умеренно, в дороге — до отвала. Не заботясь о завтрашнем дне, они объедаются, а позднее жестоко страдают от голода.

Вечером стреноживают скотину, разжигают костры и обедают, потом — сказки, песни, пляски! Да, у этих усталых людей находятся еще силы, чтобы плясать с такой страстью, о которой не имеют никакого представления те, кто не видал этих плясок.

Часов в восемь вечера раздается крик: “Спать! Спать!” Все тотчас подчиняются, и вскоре над недвижным лагерем звучит согласный храп. Только женщины, которые здесь так же болтливы, как и везде, часто в полночь пробуждаются и встают… чтобы всласть наговориться!»

После многих тревог, лишений и тягот Бёртон поднялся на крутую гору, поросшую колючими зарослями, и увидел на горизонте сверкающую водную гладь. Это была Танганьика!

«Первый же взгляд на озеро, раскинувшееся под тропическим солнцем среди гор, — пишет Бёртон, — поражает воображение… У нас под ногами — дикие ущелья с еле заметной тропкой внизу. В пропасти вьется никогда не выцветающая изумрудная полоска тростника, разрезающая волны и примыкающая к золотой ленте песка.

Душа моя и глаза радовались, я все позабыл — опасности, тяготы, неизвестность, ожидающую меня на обратном пути, — и согласился бы вытерпеть вдвое против прежнего; все разделяли мое восхищение».

Это произошло 13 февраля 1858 года.

Бёртон оказался поражен, увидав, что берега этого огромного озера — подлинно внутреннего моря — почти безлюдны. Ведь по восторженным рассказам арабов он думал здесь найти людный город, порт, крупный рынок, торговлю, жизнь… А тут — несколько хибарок, разбросанных меж небольших полей сахарного тростника и сорго, — и это тогда называлось «город» Уджиджи!

Бёртон вступил в переговоры с местными жителями (он пишет, что они были гораздо грубей и воинственней всех прежде встреченных им негров) и, естественно, захотел проплыть по открытому озеру. Он нанял за плату две большие пироги — одну на тридцать, другую на двадцать гребцов и, пройдя значительное расстояние вдоль западного берега, отправился на север.

Там Бёртон встретил племена воинственные, даже, по словам гребцов, — людоедские; они встречали его оглушительными воплями и рыком. Достигнув последних поселений, до которых доходили арабы, путешественник хотел доплыть до северного берега Танганьики, но спутники начисто отказались плыть дальше — пришлось волей-неволей вернуться в Уджиджи.

Возвращение не прошло без опасных приключений. Внезапно поднялась ужасная буря со страшной грозой; за несколько минут от туч стало темно, как ночью. К счастью, проливной дождь скоро усмирил ветер и волны, иначе лодки не вынесли бы страшных валов, какие бывают на Танганьике, и озеро стало бы могилой своему отважному первооткрывателю.

Но на сей раз все обошлось благополучно, и несколько дней спустя — 26 мая 1858 года — караван вышел в Казех, прибыл туда 20 июня.

Все люди утомились и ослабли от долго переносимых тягот, лишений и лихорадки. Малярия, гепатит, ревматизм, язвы, дизентерия, глазные болезни преследовали отряд и многих погубили.

Капитан Бёртон заболел тяжелее всех; несколько недель он не мог даже пошевелиться.

Итак, из-за болезни начальника, экспедиция получила вынужденный отдых. Капитан Спик, вскоре вставший на ноги, воспользовался им, чтобы дерзко и быстро отправиться прямо на север — проверить утверждения арабов, будто там находится другое озеро, не меньше Танганьики. И действительно, через двадцать пять дней трудного перехода по совершенно неизвестным европейцам местам Спик увидел с вершины холма огромный водоем. Туземцы называли его Ньянза. Спик узнал, что озеро простирается очень далеко на север, где из Ньянзы вытекает река. Он назвал озеро именем государыни, королевы Виктории. Вернувшись к капитану Бёртону, Спик сказал, что, кажется, нашел ответ на загадку об истоках Нила.

Бёртон не разделял убеждения товарища. Он охладил его восторг ледяным душем несправедливой иронии — и немногие лучшие умы удержались бы от этого на его месте: до того ревность свойственна человеку!

Бёртон пишет: