Де Шомон поприветствовал монарха, произнес длинную торжественную речь, а затем приблизился к трону и, не обращая внимания на униженные мольбы грека, ползавшего по полу по восточной моде, протянул письмо королю. Пхра-Нарай, вдосталь посмеявшись над уловками своего любимца, поднялся с трона, наклонился к послу и взял из его рук письмо. Между его величеством и французом завязалась оживленная беседа, в которой Констанс служил переводчиком. Надо сказать, что задача у него была довольно трудная, ибо надо было угодить обоим, так как король говорил только о торговле, а посла интересовали только вопросы веры.
Часто люди охотно верят в то, во что им хочется верить. И тем горше бывает разочарование. Так произошло и с де Шомоном: до сей поры он убаюкивал себя сладкой мыслью о том, что король Сиама легко и просто согласится перейти в католичество. Он страстно желал, чтобы обращение Пхра-Нарая состоялось как можно скорее. Но теперь он был вынужден признать, что был введен в заблуждение. Из уст самого короля де Шомон услышал, что тот стал завлекать в свое королевство французов только потому, что ненавидел англичан и голландцев. Итак, благорасположение короля целиком и полностью объяснялось его чувствами и не имело ничего общего с религией.
Сперва Шомон стал настаивать на своем и передал через дрожавшего от страха Констанса, что Людовик XIV очень желает, чтобы король Сиама перешел в католическую веру. Прежде французский посланник полагал, что ему предстоит иметь дело с дикарем, который будет счастлив исполнить любое желание Короля-Солнца. И что же? Он оказался лицом к лицу с очень утонченным и умным азиатом, за плечами которого было двадцать веков восточной цивилизации. Да, перед ним был ловкий и осторожный политик, к тому же очень убежденный последователь своей веры. Ответ короля был категоричен и положил конец дискуссиям: Пхра-Нарай заявил без обиняков, что не желает изменять вере предков, которую в его королевстве исповедуют уже в течение двух тысяч двухсот двадцати лет.
С этого момента разговор шел уже только о торговле. По особому договору Французская Индийская компания получила полную свободу торговли с Сиамом. Правда, французам запрещалась контрабанда, а также им предписывалось приобретать все товары на королевских складах. По этому же договору компания получала право распоряжаться в городе Сингоре, к тому же ей предоставлялось монопольное право на торговлю оловом, добываемым на острове Жонселанг. Теперь компания могла основать там факторию. Кроме всех уже перечисленных преимуществ, французы получили еще массу всяких льгот, за которые представители других наций согласились бы заплатить очень большую цену.
Наконец пришла пора посольству отправляться в обратный путь. После того как Пхра-Нарай в торжественной обстановке вручил шевалье де Шомону огромное количество роскошных даров для Людовика XIV, членов его семьи и его министров, французы заняли места на тех же кораблях, что доставили их в Сиам.
Констанс Фолкон, мастер интриг и заговоров, как настоящий левантиец, очень боявшийся впасть в немилость у французов (из-за того, что король Сиама оказался столь стоек в вопросах веры), стал искать другого могущественного союзника и покровителя. Он ступил на путь предательства и обмана, причем обманывал он не только французов, но и Пхра-Нарая. Делая вид, что печется об интересах Сиама и Франции, Фолкон более всего был озабочен своими собственными делами. Он постарался убедить короля Сиама в том, что следует воспользоваться случаем, чтобы отправить к Людовику XIV еще одно посольство, которое должно было обратиться к королю Франции с просьбой прислать в Сиам солдат. По замыслу Фолкона, французские солдаты должны были составить гарнизон Бангкока, где французский инженер де Ламар должен был построить крепость. В то же время хитроумный грек договорился с отбывавшим на родину преподобным Ташаром, что тот добьется аудиенции у Людовика XIV и объяснит королю Франции, что необходимость держать гарнизон в Бангкоке — всего лишь предлог для присылки солдат, которые на самом деле нужны для того, чтобы обеспечить безопасность миссионеров и, в частности, самих иезуитов.
Посольства прибыли в Брест 18 июня 1686 года. Людовик XIV дал мандаринам торжественную аудиенцию. Вообще, посланцев короля Сиама принимали во Франции с превеликими почестями: в их честь устраивались празднества, и все представители высшего света наперебой обхаживали их. Мандарины, в свой черед, во время торжественного приема выказали французскому королю величайшее почтение. В длиннейшей речи, несколько подправленной и даже удлиненной старательными переводчиками, мандарин, возглавлявший посольство, восторженно превозносил «непостижимые для разума простого смертного добродетели Великого Людовика» и чудеса, совершавшиеся во время его царствования.