Представляясь султанам, правившим в Малой Азии, в качестве знатного и богатого путешественника, Ибн Баттута рассказывал им о своих странствиях и умело разгонял невыносимую скуку, царившую во дворцах, чем несказанно радовал хозяев. Они дарили ему роскошные подарки, с тем чтобы он везде прославлял их щедрость.
Посетив Смирну[222]
, Бурсу и все большие города полуострова, хитроумный марокканец оказался обладателем крупной суммы денег, а также немалого числа рабов, верблюдов и породистых лошадей. В Синопе Ибн Баттута сел на корабль, который доставил его к берегам Крыма. Он посетил Керчь и Кафу[223], а затем углубился в южнорусские степи, захваченные монголами.Эти кочевники, перемещавшиеся по бескрайним просторам в поисках новых пастбищ для своих бесчисленных табунов, везли за собой в повозках своих жен и детей. Более того, они везли с собой целый город, и тысячи и тысячи дымков, взвивавшихся над повозками и шатрами, смешивались с клубами пыли, поднимавшимися из-под копыт лошадей.
Узнав о том, что одна из жен хана собирается отправиться в Константинополь к своему отцу императору, Ибн Баттута решил воспользоваться этим случаем, чтобы посетить прославленный город, и попросил разрешения присоединиться к свите ханши.
В качестве путешественника, посетившего когда-то Иерусалим, Ибн Баттута был очень хорошо принят в Константинополе. Император проникся к нему таким уважением, что даже дал ему в проводники по столице офицера. Неутомимый Ибн Баттута вернулся вместе с ханшей, пересек юг России, а затем направился в Туркестан, обширную область между Каспийским морем и Центральным азиатским плато. Посреди выжженных пустынь там встречались цветущие оазисы, где располагались большие города.
Первым городом, который увидел Ибн Баттута, была Хива; ему показалось, что это самый большой и богатый город тюрков. Все города Туркестана в то время были разрушены монголами, но все же, как отмечал путешественник-араб, «Самарканд оставался одним из самых прекрасных городов мира». Разумеется, эта оценка — даже для времени расцвета восточных цивилизаций — была несколько преувеличенной. Из Туркестана он двинулся в Герат, разоренный постоянными набегами банд разбойников. Оттуда он собирался на полуостров Индостан, чтобы попытаться составить там себе состояние, когда вдруг узнал, что мусульманский император Дели призывает к себе иностранцев и раздает им должности и деньги.
Ибн Баттута поторопился преодолеть Гиндукуш, отделявший его от бассейна Синда[224]
. Он проехал через Газни, бывший еще совсем недавно цветущим городом, а теперь полностью опустошенный. В этом горном районе, как и теперь, обитали афганцы. Не встретив на своем пути ни единого человека, Ибн Баттута, спустившись по восточному склону горного хребта, оказался в широкой долине Синда, по которой он и проехал до самой дельты, недалеко от нее обширная равнина с раскиданными по ней развалинами свидетельствовала о существовавшем там городе, разрушенном, как ему сказали, больше тысячи лет назад; принадлежность этих руин нельзя уже было определить.Наконец марокканский путешественник прибыл в столицу империи — Дели. Все смешалось в этом прекрасном городе: тирания и анархия, рачительное управление и бесхозяйственность, богатство и жуткая нищета, тяжкий гнет и постоянные восстания. Непокорным рубили головы, с них живьем сдирали кожу, их превращали в пыль. Когда кого-нибудь приговаривали к смерти на перевязи, задача палача состояла в том, чтобы разрубить осужденного одним ударом наискось, от правого плеча до левого бедра. Иногда приговоренного к смерти пронзали насквозь копьем, и несчастный оставался в таком положении до тех пор, пока не испускал дух. В Дели существовали специально выдрессированные для убийства слоны, и они протыкали свои жертвы острыми бивнями с надетыми на них железными наконечниками или топтали их ногами. Что касается людей знатного происхождения, то с них сдирали кожу, а затем набивали ее соломой и таскали по улицам для устрашения других.
Однако если в город попадал иностранец, его сразу же признавали знаменитостью, оплачивали его расходы и назначали на любую должность, какую он только мог пожелать.
Хотя Ибн Баттута не знал местного языка, он тотчас же по приезде был назначен главным судьей столицы, в задачу которого входил также надзор за кладбищенским святилищем. Да, поведение правителя Дели отличалось совершенно неслыханной и ничем не объяснимой непоследовательностью, но таковы были царившие в этом городе нравы.
Ибн Баттута все больше входил в милость, и в конце концов он был назначен послом в Пекин, куда неутомимый путешественник направился морем, на двух кораблях. Но судно, на котором находился он сам, попало в сильный шторм и затонуло. Ибн Баттута сумел-таки выбраться на берег, но второй корабль, где находились его жены, рабы и имущество, прошел мимо, не обращая внимания на отчаянные крики и сигналы путешественника.