Приключения знаменитых первопроходцев. Северный полюс

Двадцать второго января судороги прошли по ледяному полю, вся его масса настолько резко раскололась, и притом по всем направлениям, что путешественники уже решили: настал их последний час. Но вот вернулись тишина и спокойствие; а несколько часов спустя все вокруг опять грохотало и гремело, отдаваясь в корпусе корабля, как в деке музыкального инструмента. Снова вахтенный офицер поднял тревогу: «Свистать всех наверх!», и снова все вскочили, похватали рюкзаки и ружья и без оглядки высыпали на палубу.

Девятнадцатого февраля на минутку выглянуло растерянно-бледное солнышко. Корабль, по-прежнему дрейфуя, находился уже на семьдесят восьмом с четвертью градусе северной широты. Солнце только наполовину показалось из-за горизонта, но тем не менее его ласковые лучи наполнили надеждой исстрадавшиеся сердца несчастных зимовщиков. Немного света — то было возвращение к жизни! Еще чуть-чуть, и наступило, принеся свои «прелести», лето — самая неправдоподобная изнанка заполярной зимы. Во-первых — всепроникающая, вездесущая сырость, которая портит все ржавчиной и плесенью; во-вторых — невероятный избыток такого долгожданного света, вызывающего опасные воспаления глаз. Лето напролет моряки прилагали титанические усилия, чтобы освободить судно. Они пустили в ход все, что только могли: кирки, топоры, пилы, слабые человеческие руки, неотразимую силу пороха… Но увы! Их усилия были тщетны.

Тем временем ослабевший в феврале дрейф снова набрал силу. 19 августа «Тегеттхоф» находился в точке с координатами 79°29′ северной широты и 61°31′ восточной долготы. Вскоре продвижение на север еще ускорилось.

Тридцатого августа раздался вдруг крик марсового: «Земля!» В мгновение ока все оказались на палубе, даже больные вскочили, словно подстегнутые этим криком. То был день важнейшего открытия в Арктике. Суша, так неожиданно появившаяся перед изумленными путешественниками, тут же получила от главы экспедиции имя его государя и стала называться Землей Франца-Иосифа.

В конце сентября «Тегеттхоф» оказался на широте в 79°58′ — самой северной, что ему удалось достигнуть вместе с льдиной. И австро-венгерская экспедиция во второй раз зазимовала во мраке полярной ночи. Стояли жестокие холода. Порой температура опускалась ниже 38° по Реомюру (минус 47,5° по Цельсию). Но постоянные подвижки льдов на этот раз уже меньше тревожили моряков. К несчастью, в зиму 1873 / 74 годов вовсю разыгралась цинга.

В 1874 году солнце появилось 24 февраля. К сожалению, возвращение света омрачилось глубоким трауром. Механик Криш, стоически переносивший ужасные страдания, умирал от цинги.

Десятого марта лейтенант Пайер отправился на санях по вновь открытым землям в сопровождении шести человек и трех собак. Трескучий мороз достигал минус 40° по Реомюру, или минус 50° по Цельсию.

«Наш великолепный ром, — вспоминает лейтенант Пайер, — потерял свое сногсшибательное действие; на наши глотки он производил теперь не большее впечатление, чем молочная сыворотка.

Хлеб стал твердым как кирпич, а потому десны и язык начинали кровоточить вскоре после начала еды. Если кто-нибудь решался закурить сигару, то она быстро гасла от соприкосновения с ледяными иголками длиной в дюйм, что покрывали наши бороды; что касается трубок, то даже самые маленькие промерзли до самой сердцевины… Принято считать, что тепло делает человека вялым и ленивым, в то время как холод закаляет и возбуждает. Но это утверждение никак не относится к полярному морозу. Если он что и возбуждает, то только пассивность. Человек словно пьянеет; челюсти немеют, будто их сводит, и каждое слово дается ценой большого усилия. Движения становятся неуверенными, ощущения притупляются, как у сомнамбул.