Прикоснись ко мне

Мой вопрос заставил его прервать осмотр. Ну и взгляд! Он держал в руке керамическую пепельницу, которую мама изготовила в школе искусств ровно за неделю до того, как я родилась. Пепельница была совсем простенькая, но я испугалась, что парень ее уронит и разобьет.

— Я говорю, как твоя фамилия?

— Мне не нужна фамилия, — ответил он и вновь принялся за осмотр комнаты; брал в руки и аккуратно ставил на место каждую вещицу. Будто искал что-то определенное, то ли ключ к разгадке массового убийства, то ли мятную конфетку.

— Ты что, из Голливуда? — Я подняла с пола корзину со снятым с веревки выстиранным бельем, поставила на диван и, покопавшись, вытащила на свет пару старых отцовских спортивных штанов и такую же старую майку.

— Вот, возьми. Ванная наверху, первая дверь направо. В шкафу на нижней полке чистые полотенца — на тот счет, если захочешь принять душ. Да и раны там найдется чем обработать. Чувствуй себя как дома.

А хотела сказать: «Пожалуйста, чувствуй себя как дома!»

Классно я отыграюсь на папашке за ту трепку, что он задал мне на прошлой неделе, когда я смоталась из дому на всю ночь, не спросясь. К тому же этот Кейл — полный отпад!

Но он и не шевельнулся, чтобы взять у меня одежду.

— Слушай! Беспокоиться не о чем. Моего отца пока нет, а ты весь в грязи и всякой дряни.

Я положила одежду на стул и, вернувшись к корзине, достала из нее пару своих джинсов.

Кейл сгреб чистую одежду, все так же глядя на меня в упор. Его взгляд был таким пронзительным, что мне пришлось почти силой заставить себя дышать. Я даже почувствовала судороги — там, в области желудка. Глаза… Кристально чистые, голубые, решительные. Такие глаза сведут с ума любую девчонку. Такие глаза сведут с ума даже такую, как я, а это о многом говорит. Меня трудно сбить с толку смазливой физиономией.

Похоже, он наконец меня понял — и, кивнув, медленно вышел из комнаты. Минуту спустя ожил и зашелестел душ.

Сбросив грязную одежду и натянув чистую, я взялась за кофе. Еще один сюрприз для папашки — вдобавок к незнакомцу в доме. Вот возбухнет! Я уже счет потеряла, сколько раз он вопил, чтобы я держала руки подальше от его эль-инджерто. Он даже пытался его прятать — будто это поможет! Вообще-то, если он действительно хотел отучить меня от своего кофе, ему стоило вновь перейти на копи-лювак. Как бы я ни любила кофе, черта с два я стала бы пить напиток из кофейных бобов, которые пропустила через свои кишки какая-то древесная крыса.

Я почти закончила складывать чистое белье, когда Кейл спустился в комнату.

— Так-то гораздо лучше, — сказала я. — Смотришься почти как человек.

Штаны на нем сидели чуть мешковато — Кейл был на несколько дюймов ниже моего отца с его шестью футами тремя дюймами роста. Майка тоже была великовата, но по крайней мере все было чистое.

На ногах у него по-прежнему красовались мои любимые красные кеды. Промокшие насквозь. Он что, их и в душе не снимал?

— Как тебя зовут? — спросил он, подойдя. Кеды хлюпали и плевались водой. Он точно их не снимал.

— Дезни. Но все зовут меня Дез.

Я протянула руку и взяла фрукты, что мне удалось найти на кухне — яблоко и слегка помятый персик. Я не ем лохматые фрукты, а потому, протянув ему персик, спросила:

— Есть будешь?

Он поморщился и показал на яблоко:

— Вот это.

Ну конечно! Развернувшись, я опять пошла на кухню. Когда вернулась, у меня было два яблока, а в носу щипало до слез.

Кейл взял яблоко, внимательно рассматривая меня.

— Тот был оранжевый и весь в волосах.

— Персик? — переспросила я. — Точно. Я принесла другое яблоко.

— Я не видел, как ты их поменяла.

— Ну и что? Это неважно.

Он поднес яблоко ко рту и откусил. Прожевав и проглотив, покачал головой:

— Важно все.

Я пожала плечами и, откусив от своего яблока, кивнула на свои промокшие кеды:

— Ты их когда-нибудь снимешь?

— Нет, — отозвался он. — Я ранен.

Что-то, видно, у него не свинтилось. В соседнем городке была больница для психов, так довольно часто мы слышали, как кто-то из них свинчивал на свободу. Мне везет, как всегда — подцепить такого классного парня, а он чокнутый.

— Это, конечно, все объясняет, — пробормотала я.

Кейл кивнул и снова стал расхаживать по комнате. Остановившись перед одной из маминых ваз — довольно убогая голубая штуковина, которую я не выбросила только потому, что это одна из ее немногих оставшихся в доме вещей, — он взял ее в руки.

— А где растения?

— Какие растения?

Кейл посмотрел на донышко вазы, заглянул внутрь, потом перевернул и потряс, словно надеялся, что что-то вывалится наружу.

— Там же должны быть растения, правда?

Я подошла к нему и отобрала вазу. Он нервно дернулся.

— Спокойно, — сказала я и, аккуратно поставив голубое чудище на стол, отступила. Он снова уставился на меня.

— Ты ведь не думаешь, что я хочу тебе врезать, а? — добавила я.

В восьмом классе у нас был мальчик, про которого мы потом узнали, что его дома били. Помню, какой он был скрытный, а еще вечно дергался и отскакивал, когда кто-нибудь к нему прикасался. Глазами он стрелял точь-в-точь как Кейл: вправо-влево, будто постоянно ждал нападения.