Прикоснись ко тьме

Однако мы оба забыли о Мирче. Внезапно появившись ниоткуда, он, мелькнув, словно темное облако, схватил мага за пояс, вырвал из его рук гранату и швырнул ее в окно. Пока я соображала, что произошло, Мирча схватил мага за горло, сжал мертвой хваткой и оторвал от пола. В следующую секунду Луи Сезара отбросило к дивану, а голем рассыпался на осколки; по лицу Мирчи было видно, что он в ярости.

Я все еще не могла двигаться, в то время как Раф, каким-то образом сняв с себя заклятие мага, отбивался от двух зависших над ним склянок, используя для этого пиджак Мирчи. Затем комнату потряс взрыв – это за окном взорвалась граната; с потолка дождем посыпалась штукатурка, вдребезги разлетелось окно. Невидимая рука наконец-то ослабила хватку, и я, кашляя, повалилась в кресло, задыхаясь от пыли и почти оглохнув от пронзительного звона в ушах.

Я бросила дикий взгляд на Приткина, но маг был полностью обездвижен. На его арсенал заклятие не подействовало, но тут Луи Сезар что-то тихо запел, и ножи и пистолеты замерли на месте. Раф схватил склянки, висевшие в воздухе перед его лицом, и засунул их в ведро для угля, что стояло возле камина, предварительно выбросив оттуда букет сухоцветов, после чего принялся собирать остальные флаконы, складывая их в ящичек. Я видела, как подпрыгивала его крышка, когда склянки пытались выбраться наружу. Одну из них Раф все-таки проглядел, и та начала потихоньку подкрадываться ко мне, в то время как я тупо смотрела на нее, соображая, что буду делать, когда на меня выльется ее содержимое. Меня спас браслет, оказавшийся лучшим бойцом, чем я. Едва я подняла руку, как из него вылетел крошечный ножик и на лету разбил склянку на тысячу осколков. В воздух поднялось легкое облачко – и склянка исчезла, оставив после себя лишь какой-то странный запах.

– Отзови их, маг, или я покажу тебе, как раньше питались вампиры, – раздался спокойный и властный голос Мирчи.

Однако Приткин оказался либо упрямцем, либо дураком. Подхватив с земли автомат, он направил его на меня.

– Давай покажи, но сначала я разделаюсь с вашей шлюхой!

Луи Сезар ударил по автомату в тот момент, когда Приткин выстрелил. В камине позади меня образовалась дырка. Немного левее – и я разлетелась бы на куски так же, как и голем. В воздух взлетели осколки кирпича и строительного раствора, некоторые из них задели меня. Я вскрикнула, и тут в комнате словно поднялся ураган. Вихрем закружились тучи песка и осколков; с лица Мирчи слетела маска добродушия, и из-под нее показалось лицо разъяренного вампира. Я и раньше видела, как вампиры сбрасывают человеческую маску, но такого – никогда. Мирча был ужасен и в то же время прекрасен – алебастровая кожа, длинные клыки и горящие, как раскаленная лава глаза.

Ветер подхватил Приткина и со всего размаха ударил его о стену; от боли лицо мага перекосилось, но в глазах читалось недоумение – такого он не ожидал. А что он думал? Что члены Сената получают свои титулы за благотворительность? Удивительно, что маг вообще был еще жив.

– Кассандра принадлежит мне, – произнес Мирча таким голосом, от которого могло расплавиться стекло. – Если ты тронешь ее еще хоть раз, я сделаю так, что ты всю оставшуюся жизнь будешь молить о смерти!

– Мирча! – окликнул его Луи Сезар; он не пытался вмешиваться, но его голос прорвался сквозь шум ветра, как горячая вода прорывается сквозь толстый лед. – Пожалуйста, ты же знаешь, какова сейчас ситуация. Мы с ним по-другому поговорим, потом.

Ветер постепенно стих. Когда все успокоилось, я обнаружила, что тихо трясусь от избытка адреналина. Поднявшись, я на трясущихся ногах подошла к Приткину, который по-прежнему стоял, прижатый к стене. По моему лицу стекали ручейки крови, но я не обращала на них внимания. По сравнению с Томасом я еще легко отделалась. Сильно потрепанный, мой бывший сосед по квартире обыскивал мага на предмет оружия. Отрубленная кисть на моих глазах начала прирастать к руке, но лицо Томаса превратилось в сплошное месиво обгорелой плоти; остался здоровым лишь один глаз. Увидев выражение его лица, я содрогнулась – ясно, что маг жив только потому, что Томас еще не придумал, как будет его убивать.

Выражение лица Мирчи также не предвещало ничего хорошего. Мужчина, которого я знала с детства, был всегда спокоен и сдержан, почти мягок, рассказывал занятные истории, любил пошутить, красиво одевался и не отказывался в очередной раз сыграть партию в шашки с влюбленной в него одиннадцатилетней девчонкой. Я не была столь наивна, как Приткин, и знала, что все гораздо сложнее. Мирча вырос в той среде, где убийство и жестокость были обычным делом; его родной отец продал двух своих сыновей в обмен на договор, условия которого не собирался выполнять, а самого Мирчу отдал в руки палачей, и его подвергли бы жестоким пыткам и ужасной смерти, если бы не встреча с цыганкой. Согласитесь, такое прошлое не располагает к всепрощению. И все же… кто знает? Я уже ни в чем не была уверена.