— Потерял больше. Гораздо больше! — с трудом прошептал Руслан.
Майрам опять отвернулся от него. Руслан словно обезумел от несправедливости обвинений, которые безжалостно бросал ему в лицо Сослан, — он был агрессивен. Руслан не выдержал и закричал:
— Я потерял главное — веру в себя!
Но до Сослана не дошли горечь и весомость его признания, и он иронически заявил:
— Тоже потеря. Это не глаза и не рука — можно возвратить. И чуда не надо требовать от бога. И вы возвратили бы, если бы поднатужились и недельку не брали в рот водки. Вера бы возвратилась, и не пришлось бы бежать сломя голову в горы.
Все. Сослан пал в глазах Руслана. Больше он никогда не станет думать о нем как о стоящем человеке.
Майрам потупил взор: ему стало не по себе от резкости брата. Руслан вдруг успокоился, пожалел, что дал втянуть себя в разговор, который для него значил гораздо больше, чем для Сослана.
— Силен, — сказал он. — Подкован на все четыре…
Они помолчали. Руслан ушел в свои мысли. Многое он мог бы рассказать им. Но поймет ли Сослан? Отчего и для чего он затеял спор? Что пытался доказать своими обвинениями? Руслан и раньше замечал, что Сослан относится к нему с затаенной враждебностью, хотя он ему не давал для этого поводов. Руслан не имел права так завершать спор. Он должен задать Сослану один свой вопрос. И, поколебавшись еще миг, он спросил:
— Ответишь прямо? — И поспешно попросил: — Только ты не спеши. Подумай, прежде чем сказать, — с негодованием отметил, что его голос задрожал, в нем появились какие-то заискивающие нотки: — Подумай, Сослан.
Тот обиделся, показал на свою голову:
— Мой колпачок всегда думает, прежде чем послать условный сигнал языку. Говорите же. Я отвечу Руслан решился и спросил:
— Что ценнее: одна жизнь… или пятьдесят две? — и с напряжением стал ожидать ответа.
Сослан усмехнулся, и Руслан видел, что тот хотел сострить.
— Всегда и везде — пятьдесят две, — серьезным тоном провозгласил Сослан. — Одна, конечно, тоже ценна, но пятьдесят две — это не одна.
— И ты бы этой одной пожертвовал ради пятидесяти двух? — торопливо спросил Руслан.
— Всегда следует жертвовать одной жизнью ради пятидесяти двух, — без тени сомнения сказал Сослан.
— А если этот один — твой друг? — закричал Руслан возбужденно. — Ты пожертвовал бы его жизнью?
— Друг? — удивился Сослан. — А зачем в него стрелять? Он трус? Предатель?
— Он воевал храбро, — отмахнулся Руслан.
— И зачем жертвовать его жизнью? — пожал плечами Сослан.
— ЭхI — отвернулся Руслан. — Все у тебя по полочкам разложено: это враг, а это наш; врага уничтожай, а нашего спасай. Верно ты сказал: колпачок у тебя — не голова!
— Зачем же такие странные загадки придумывать? — обиделся Сослан.
— Не я придумываю! — закричал Руслан. — Жизнь!
В комнате стало тихо. Руслан понял, что выдал себя.
И до Сослана дошло, что говорил Руслан о чем-то сокровенном.
— Молод ты, — сказал Руслан. — И не о чем мне с тобой толковать.
Добрая душа Майрам, он попытался развеять размолвку и принялся рассказывать бесконечные смешные истории. Рассказывая взахлеб о дорожных происшествиях, сам же первый заливался смехом. Собеседники слушали его вполуха. Руслан все еще продолжал внутренне спорить с Сосланом, сочинял фразы, которые должны были наповал сразить противника, мысленно рассказывал о мытарствах в войну, о тех днях, что перевернули его представление о мире, заставили задуматься о себе И жизни…
Но вот Сослан не выдержал напряжения, витавшего в комнате, поднялся, кивнул Руслану — по-прежнему непримиримо, будто предупреждая, что спор не окончен, вышел. Дом застонал от его тяжелых шагов. И неудивительно, здание ведь было вчетверо старше Сослана. И еще в ту пору, когда в нем только появился Руслан, оно постанывало.
Когда Сослан вышел, Майрам махнул ему вслед рукой и пояснил:
— Горести у него. С девушкой поссорился…
— Ну и причина! День-два, и все пройдет, наладится, — отвернулся Руслан.
— Нет, — отрицательно покачал головой Майрам. — Серьезнее тут. Отец у нее шишка, и он против Сослана. Ни отец ее, ни мать ни разу не видели Сослана, а уже против. Не пара, говорят, дочери. Отец так и сказал ей: «Рубанул Рубиев, что не бывать этому, — и баста!»
— Рубиев? — встрепенулся Руслан. — Ты сказал: он Рубиев?
— Да, это фамилия ее отца. У него присказка такая: «Раз рубанул Рубиев, — значит, баста, так тому и быть!»