Прикосновение

Тотырбек понял, что ему не избежать этого выступления, — Аза с ее настырностью обязательно добивается своего. И он, глядя на ее разгоряченное лицо, спросил:

— Может, рассказать, как мы, переселенцы, подружились со станичниками?

— Ну, об этом все знают, — решительно отвергла она его предложение. — Об этом случае и в газетах пишут, и в школах на уроках говорят…

— А те через пятнадцать лет будут знать? — поинтересовался Тотырбек, и ей было невдомек, что он ее ответу придавал особое значение.

— Да что вы?! Конечно! — удивилась Аза и подсказала: — Вы что-нибудь из своей семейной жизни вспомните, какой-нибудь поучительный для молодых родителей пример… — И, поняв, что допустила оплошность — ведь Тотырбек так и остался одиноким! — обеими ладонями прикрыла рот.

Но старик простил ее. И тут Тотырбек подумал, что не к лицу ему отсиживаться дома, когда надо шуметь и бить тревогу по поводу черствости, овладевшей отдельными людьми… И он поспешил в правление колхоза…

Каждое посещение конторы было испытанием для Тотырбека — оно вызывало чувство невозвратности ушедшего времени. До семидесяти лет не знал, что это такое — тоска по былому.

Он в это здание спешил на заре каждый день на протяжении сорока лет. Впрочем, вначале здесь было невысокое, покосившееся, невзрачное деревянное строение. Новое было возведено в годы председательства Тотырбека, по его проекту и под его присмотром. Здание получилось добротное. Тотырбек настоял, чтобы стены и фундамент были повышенной прочности, ибо намеревался через пяток лет, когда колхоз разбогатеет, к двум этажам надстроить еще два. Но до этого так и не дошли руки. И средства пришлось направлять вначале на строительство коровника, потом конюшни, затем Дома культуры, мастерских, гаража… Вот правление до сих пор и осталось двухэтажным.

Приближаясь к правлению, Тотырбек замечал, как спина его невольно выпрямляется, в походке появляется уверенность, во взгляде — властность. Да и люди здесь с прежним почтением относились к нему. С Тотырбеком торопились поздороваться. Работники конторы приподнимались с мест, приветствуя свое прежнее начальство. Тотырбек шел, твердо постукивая костылем по полу, и кивал направо и налево. Подойдя к двери председательского кабинета, он переложил костыль из правой в левую руку и привычно потянул на себя медную ручку.

В кабинете шло совещание. Тотырбек увидел уставившиеся на него взгляды членов правления. Монотонно звучавший голос Казбека Дрисовича Рубиева прервался, — увидев старика, председатель колхоза широко повел рукой, предлагая Кетоеву сесть. А Тотырбек хотел было осторожно войти и прикрыть дверь, чтобы не мешать собранию.

— Примите участие в нашем разговоре, дорогой Тотырбек Иналыкович, — Рубиев при всяком удобном случае подчеркивал свое уважительное отношение к предшественнику, хотя слава Тотырбека порой и мешала: нет-нет, а кое-кто из членов правления, чтоб задеть самолюбие Казбека Дрисовича, как бы вскользь упоминал, что Тотырбек Иналыкович в подобном случае поступал иначе. — Ничего секретного у нас нет. Обсуждаем неотложные вопросы. Нам небезынтересно выслушать и ваши суждения…

— Я сперва послушаю тебя, — сказал Тотырбек, прошел к столу и, поздоровавшись со всеми, сел на свободный стул. — Продолжай свою речь, сын Дриса…

Он слушал Рубиева и оглядывал кабинет, подмечая перемены: новая мебель появилась. А вот графин — высокий, с разбитой крышкой — остался, возможно, секретарша так же три раза в день меняет в нем воду… Потом Тотырбек стал всматриваться в знакомые лица членов правления, с сожалением убеждаясь, что возраст берет свое — стареют его товарищи.

А сын Дриса все такой же — самоуверенный, ишь как голос звучит! С годами его могучая фигура стала заплывать жиром. Он, Тотырбек, следил за собой, не позволял себе излишней еды на кувде. Люди привыкли на свои семейные торжества приглашать председателя колхоза. Не идти — неуважение показать семье, обиду нанести ей; посещать же все застолья — своему здоровью во вред. Тотырбек в таких случаях хитрил. В селе все о всех всё знают, и, услышав о том, что у таких-то сын возвратился из армии, а такой-то собирается отпраздновать день рождения внука, Тотырбек назначал на девять-десять часов вечера совещание для обсуждения важнейшего вопроса, которое никоим образом нельзя было отменить. Пообещав после совещания обязательно посетить дом, в котором отмечается такое приятное событие, он приходил к завершению застолья. Пил и ел самую малость, только чтоб не обидеть хозяев. Когда настаивали на том, чтоб он опорожнил преподнесенный ему почетный бокал — рог с аракой или водкой, отказывался, ссылаясь на то, что в пять утра ему надо быть в дальней бригаде.