– Валера! Хочу, напоследок, тебя спросить: проявишь ли ты снисхождение, если когда-нибудь поймаешь таких же солдат, какими были мы с тобой?
Он, не задумываясь, с улыбкой ответил:
– Конечно, брат!
Выйдя из машины, мы ещё раз поздоровались с Сержем, и обнялись по-братски:
– Что, Сань, проблемы?
– Да нет, это мой соратник, служили вместе.
– Ты служил в армии?.. А что так, почему не откупился?
– Тогда у меня денег не было, а родителям не хотел проблемы создавать – семья многодетная, знаешь, с копейки на копейку перебивались. В то переломное время повсюду веяло кризисом из-за сложившейся в стране неразберихи: что кому принадлежит и за что должен платить? Были приостановлены почти все предприятия – люди месяцами зарплату не получали….
Серикжан, смотря мне внимательно в глаза:
– Да, какое великое Государство – с площадью пол земного шара, развалили! Сколько человеческих судеб… Новорождённый Казахстан, после развала Союза, получил ведь разграбленное наследство. Нам ещё повезло, что мирно расстались, без войны.
– Слава Богу!
Серикжан кивнул головой в знак согласия:
– Как говорят у нас на востоке: «Не дай Бог жить в эпоху перемен!»…
На мгновение я ловлю взгляд своего собеседника, и замечаю в его глазах нескрываемую тоску. Интуиция подсказывает мне, что он грустит не по потерянной стране:
– Серж, а ты что здесь в таком настроении?…
Серикжан, с присущей ему открытостью:
– Настроение отвратное, думал, в кабаке поднимется, нет, безуспешно…
– О чём грустишь?
– Слышал, «смотрового» убрали – криминального авторитета Урджара?
– Да, но я его лично не знал…
– А он мне как брат был, «крышевал» меня, при возникновении трений с криминалом я обращался к нему – он всё мирно улаживал. Сегодня были похороны, вся братва собралась, из России много людей было, его многие знали, негде было яблоку упасть, знаешь же, у нас, мусульман, закон: все обиды, долги должны быть на кладбище сказаны, а после похорон – всё. Так вот, когда спрашивали, кто держит на него обиду, или кому он должен, говорите сразу: на этом мести отдано будет; а он мне должен был, я его выручал в своё время, он вернул мне часть, а другую не успел. И я промолчал…
– Серж, прими мои соболезнования, держись, я считаю, он ходил по лезвию ножа, это путь очень скользкий. Мне искренне жаль его.
– Согласен, таким путём лучше не ходить – Аллах не простит, надо жить, как можно честно и чисто…
– Это точно, Серж! За всё придётся когда-то ответить перед Богом, как бы мы
– Санёк! Ты меня удивляешь: говоришь, как верующий человек…
– С недавних пор я стал верующим человеком, ну, конечно, ещё не глубоко верующим… Два года тому назад убедил всю мою семью – креститься; мы крестились в лютеранской церкви.
– Это в той церкви, которая находиться у вас, на «Берлине»?
– Нет, это христианская баптистская община, никогда не думал, но именно из этого дома молитвы у меня сейчас много знакомых и друзей – наш кран почти уже весь в Германии, так вот, многие из этих верующих купили на нашем краю дома, теперь они мои соседи. А лютеранская церковь, Серж, стоит напротив «Казсельхозтехники»…
Серикжан внимательно слушал и смотрел на меня расширенными от удивления глазами, мне стало смешно, и я рассмеялся:
– Извини, Серж. Ты на меня так смотришь – к выражению твоих глаз не хватает раскрытого рта, чтобы создать полную картину удивления!
Мы вместе разразились смехом, который наши учителя в школе назвали бы «ржанием», но нам было всё равно – мы искренне смеялись.
Вдалеке Валера, слегка помахивая милицейским жезлом, останавливал машины и посматривал на нас, вероятно, как на умалишённых, а мы, насмеявшись, постепенно вернулись в прежнее состояние:
– Санёк! От твоего полного расклада у меня и расширились глаза! Как у тебя со временем, пойдём, посидим в «Равшане»?
– Вообще-то, я уже здесь задержался, давно должен быть у одного человека…
Серж посмотрел на меня обиженным взглядом:
– Санёк! Мы так редко видимся, не откажи составить мне компанию, в такой тяжёлый день для меня, что, прикажешь, с женой дома сидеть? О тряпках вести беседу? Я ей сказал, что сейчас вернусь, а сам растворился, никто не знает, где я, а ты – человек, близкий мне по душе, с кем можно поговорить не только о суете нашей жизни. Ну, Сань?
Меня тронули сказанные Серикжаном слова, произнесены они были очень искренне.
– Но, Серж! Из меня плохой компаньон, ты же знаешь, я практически не пью, тем более я за рулём…
– Это как раз то, что мне и надо: что вести эти пьяные разговоры, после которых не помнишь ничего, о чём говорили! Мы, казахи, знаем норму, с детства нас этому наши старики учат, знаешь, я ведь, как и ты, не курю и имею свои принципы!
Теперь я, не отвлекаясь, внимательно слушал своего собеседника, стараясь понять его и раздумывая над каждым словом…
– Хорошо, Серж, пойдём!
– Я приглашаю, Саня! Всё – за мой счёт, тем более у меня к тебе есть предложение, ну, хорошо, за столом обсудим его…
Я окликнул Валеру:
– Валера! Ты долго ещё будешь здесь?
Валера, прервав свой разговор с каким-то водителем, откликнулся: