Хотя ответы роились где-то в глубине его сознания, он не решался облечь их в слова или мысленные образы, потому что понимал – смысл иных слов лучше не знать. Неужели он трус? Или, может, эти слова уже обрели смысл? И кто мог ему втолковать, что надо жить дальше?
Карен не знала, что Барни наблюдал за нею, когда она входила в спальню и выходила, хотя он видел ее неотчетливо, как в тумане, словно смотрел сквозь тонкий кружевной платок. Она заговаривала с ним и огорчалась, если он не отвечал на ее вопросы. Почему она не слышит его мысли? Почему не догадывается, что он умоляет ее протянуть руку и удержать его, чтобы он не провалился в бездну? Он рассказал бы ей обо всем, но на это нужны были силы, а всякий раз, когда он пытался заговорить, ему казалось, что силы оставляют его, просачиваясь меж губ, точно драгоценный эликсир жизни, который надо хранить в себе.
Почему она винит его за то, что случилось? Во всем виноват Прагер. И «Нэшнл-Моторс». И она сама виновата, потому что оказалась рядом с ним и подцепила от него эту заразу. Какое он имел отношение к радиоактивным изотопам? В школе он даже не учил физику и провалился по химии. Так в чем же смысл?
Что Господь пытается доказать?
Лежа в тишине, он поражался ее самонадеянности перед лицом их безнадежного положения. Вместе с тем он отдавал должное стойкости Карен перед ее матерью. Если бы Лауре Брэдли удалось ее переубедить, они наверняка упекли бы его в психушку. Но он знал – Карен ни за что на свете им не уступит. Быть может, она не хотела, чтобы ей на голову, помимо всех прочих напастей, свалился еще и душевнобольной муж.
Часы. Он тысячу раз говорил ей, что не желает видеть их в спальне. Она спрятала куда-то фертильные часы, после того как он расколотил у них циферблат, но ему было слышно, как где-то совсем рядом тикают другие, причем так громко и непрерывно, что казалось, будто это бьется его собственное сердце. Он часто засыпал с открытыми глазами, медленно погружаясь в себя, – и тут вдруг начинал звучать ее голос: она уже успевала что-то сказать, потому что разговаривала с ним давно, а между тем где-то поблизости слышалось неумолчное тик-так… тик-так… тик-так… – это тикали адские часы, заглушавшие ее, и тикали они до тех пор, пока он не накрывал голову подушкой, чтобы заглушить их тиканье…
Барни видел соседских мальчишек из Крофорд-Крик: они купались голышом, и он вместе с ними. Они взбирались на скользкий берег Грязноводной[48] и плюхались с высоты прямо в реку, шлепая по воде руками и брызгая друг дружке в лицо. Между тем Злюка О’Брайен стоял на траве, держась рукой за свой член, и кричал: «А у меня самый большой!..» И вот они уже мерились, у кого больше, – и между ним и Злюкой была ничья. Затем они мочились на спор, кто дальше, – и побеждал Злюка. Барни оказывался третьим – и конфузился. А потом они спорили, кто быстрее кончит. И он пугался, потому как раньше ничем таким не занимался. У Джорджа Уилкинса были часы – он засекал время, и Винсент был быстрее всех. «Полторы минуты!» – кричал Винсент. Следующим был Лестер Виттоло – он все проделывал на траву (и чуть не обрызгал Джорджа, но тот вовремя его предупредил, сказав: «Гляди, куда метишь, козел!»). Две минуты. Злюка был третьим – четыре минуты. Он пыжился еще и еще, но все без толку, и они все дружно смеялись, потому что у него ничего не получалось. Джордж, тыча часами ему в лицо, знай себе приговаривал: «Ну, давай же, Барни, давай, у тебя получится, Барни. Получится». И вот уже член в его руке обмякал – словно умирал, и они опять все дружно смеялись, потом он прыгал в реку, переплывал на другой берег, где бросил свою одежду, одевался и шел домой. Тем же вечером, уже дома, он пробовал снова – но ничего не выходило… потом пробовал каждую ночь в постели – ничего… и опять ничего… пока однажды, проснувшись рано-рано, когда еще было темно, не понял, что стал мужчиной…
– Барни!
Ее голос смутно прозвучал в тегучей темноте.
– Барни, пожалуйста, вставай!
Ноль внимания. Ему не хотелось ее слышать. Хотелось вспоминать.
– Барни, что-то не так! Ты мне нужен…
Странная штука: он все отчетливее понимал, что торопиться не стоит. Мужчине пристало держать себя в руках, чтобы было время…
– Ну, вставай же, Барни! У меня вот-вот начнутся схватки. Творится что-то неладное…
А потом отец застал его в ванной. Он же запер дверь – и не мог взять в толк, как старик догадался, чем он тут занимается, но тот требовал открыть дверь, и тогда он сказал ему: «Сейчас, минуточку, Я еще не закончил…»
– Минуточку, – сказал он. – Минуточку.
– Не могу дозвониться до доктора Лероя. У меня воды отходят…