Холодный лунный свет беспристрастно падал на циферблат хронографа, такого же холодного и безразличного. Время 03:45. Стефан носил часы на правой руке. Было в этом что-то странно-противоречивое, никак не увязывающееся с его педантичной натурой, выбивающееся из общей концепции. Но в этом и состояла вся его сущность. Сотканный из паутины противоречий, Стефан мог убедить кого угодно в чем угодно, подчинить своей воле и сломать психологически. На войне его звали Криптон. Этот позывной как нельзя лучше подходил Стефану. Неядовитый, но наркотический газ без цвета и запаха, который назвали греческим словом, означающим «секретный», «скрытый». Так же и хозяин позывного проявлял чудеса изощренной изобретательности и снайперской маскировки.
– Все, выдвигаемся.
Едва различимая в полумраке на фоне серой стены, Ева торопливо шнуровала кроссовки. Ночь была теплой, но не душной. Прекрасное время для романтических прогулок под луной. И хотя вместо полной луны светил лишь тоненький серп нарождающегося месяца, ночь была умопомрачительно поэтичной и волнующей. В бархатной темноте на все голоса разливался соловей, скрытый в буйной зелени деревьев.
«Оставим радужные грезы и воздушные замки для влюбленных, – решила Ева, – все это не для меня. Семейная жизнь с ее традициями, неспешные прогулки в парке рука об руку с супругом – все это мне чуждо. Я воин – вот мое истинное призвание. Нет, и не может быть других вариантов. Да и смогла бы я вариться в рутине домашних дел и забот? Жизнь внесла свои коррективы много лет назад, теперь уже нет смысла что-либо менять».
Они сели в Теслу.
– Что-то ты задумчивая сегодня, – сказал Стефан, – все в порядке?
– Я просто сосредоточена. Итак, едем к Глазунову?
– Да.
Расставаться с Антиматерией Глазунову было жаль, это читалось по его лицу. Да он и сам этого не скрывал.
– Хорошая вещь, добротная. Винтовка на века. Осторожней, ребятки, с электроникой, не повредите. Эхх… Вот чудно: винтовку жалко, а людей нет.
– Люди мрази, – тихо произнес Стефан, – даже самые благородные их побуждения имеют под собой самую что ни есть гнусную корысть. В нашем деле они всего лишь мишени.
– Категоричный ты парень, я смотрю, – хохотнул Глазунов, потирая лоснящийся затылок, – а как же благородные побуждения Философа? Они, по-твоему, тоже корыстны?