Прикосновение, что нежнее ветра

То ли я за эти недели так свыклась с духом в квартире, то ли именно Кирилл Графов был какой-то особенный, но я перестала чувствовать себя загнанным зверем в присутствии потустороннего на расстоянии вытянутой от себя руки.

— Найдешь мою страничку?

Я застыла с вилкой в руке.

— Зачем?

— Покажу фото с той вечеринки. Какой я был…

Первый раз видела его столь неуверенным. Он почесал затылок. Человеческий жест, абсолютно бессмысленный для призрака. Дерзкий на словах, колкий на язык, Кирилл Графов оказался обычным смущающимся парнем. И таким милым в эту самую секунду. Вновь в подреберье кольнуло.

— Хорошо. — Вздохнула. — Какой ник?

Я вытащила телефон из кармана домашних штанов.

— Grahpov точка so точка stetoskopom.

— Серьезно? — Я не удержалась и рассмеялась в голос. — Теперь понятно, почему друзья решили так пошутить и прийти на твое день рождение в образе врачей.

Я открыла его страничку. По телу пробежала волна необъяснимого волнения. Словно я заглядываю за ширму в театре, где уже отыграли спектакль, и подсматриваю за актерами вне ролей. Он здесь на экране телефона не бестелесный дух, а обычный парень, жизнь в котором текла мощным потоком и бурлила. Последние фото и правда с вечеринки по случаю дня рождения, затемненные, но с проблесками огней, чуть размытые, смазанные. Его друзья в белых халатах танцуют, корчат рожицы, тянут бокалы, энергетика бьет через край. На одном фото две девушки, одна чуть полненькая в очках, а вторая блондинка с челкой одновременно с двух сторон целуют Кирилла в щеку, а он, довольный как мартовский кот, прищурился и вскинул вверх перед собой большой палец.

— Можно пролистать ленту дальше?

Кирилл едва заметно кивнул, не отрываясь от экрана. Сам он не замечал, но я видела, что мерцание его силуэта начинает менять цвет. Прямо как в тот раз, когда он был зол на Андрея, но сейчас подсвечивался пепельно-серебристым. Думаю, это был цвет печали.

С экрана на меня смотрел Кирилл, который склонился и трепал большого лабрадора, высунувшего язык. У обоих глаза светились добротой и счастьем! Подпись «Барс — лучший друг навеки» тронула мое сердце. Ниже была зимняя фотография Кира в горнолыжном костюме, парень зажал обе палки в одной руке, а второй показывал на вершину горы, виднеющуюся за спиной. Еще несколько фотографий пушистой елки с подарками. И с парнем, который был очень на него похож, но с густой светлой бородой как у лесника или викинга. Они сфотографировались в одинаковых свитерах с вышитой мордой оленя, где вместо носа торчал красный пушистый помпон.

— Это твой брат. — Больше не спрашивала, а констатировала я факт.

— Да, Сеня. Важная шишка в it-компании, между прочим, и завидный жених. Получше некоторых напористых мажоров.

Хоть и попытался скрыть боль за новой порцией шуточки, я ее расслышала слишком отчетливо.

— У тебя из близких был только брат?

Спросила, а сама поняла, что все сильнее влезаю в то, во что не следует. Сближение с умершим человеком это как омут, затягивающий в пучину душевных мытарств. Но Кир уже начал делиться кусочками своей жизни, и я не могла повернуть на попятную.

— Так получилось, что отец умер, когда мне было два, а Арсению восемь. Мать тогда впала в затяжную депрессию, начала выпивать, забросила подработку медсестрой. Бабушка была в постоянных разъездах, не могла постоянно контролировать жизнь дочери, чувство долга для нее всегда было выше семейных обязательств. Так что это больше мы с братом приглядывали за матерью, чем она за нами. Мы жили в поселке деревенского типа, где постоянно были перебои с электричеством. Проводку в доме одним весенним вечером замкнуло, начался пожар. Брату на тот момент исполнилось пятнадцать, а мне было девять. Сеня и я потратили уйму времени, пытаясь разбудить женщину, которая нас родила и должна была спасать сама в первую очередь, но слишком много выпила накануне. Тогда брат принял решение за нас двоих и с силой выволок меня на улицу, хотя я брыкался и вырывался обратно к маме. А спустя пару минут мы наблюдали, как рухнула крыша, а дом становится пепелищем. Опекуном стала бабушка, она честно попыталась вырастить двух оболтусов и делала все от себя зависящее для нашего блага. Но что при ней, что после ее смерти, я всегда считал своим опекуном именно старшего брата. Зато вот захотел пойти по стопам женщин семьи…

Слишком тяжело, больно было слушать это, представлять. А еще осознавать, что сейчас брат Кирилла остался один, пережив столько всего в своей жизни. Наверное, парень рядом задумался о том же самом, потому что тут же замолчал и прикрыл лицо ладонью, пряча глаза и муку, что в них плещется. Я тут же свернула страничку и погасила экран телефона.

— Вот и загрузил тебя своим прошлым и проблемами, прости. Вовсе не этого хотел.

— Моя бабушка умерла в конце лета. — Пересохшими губами прошептала я. — И я сбежала из родительского дома, чтобы не видеть ее дух. Не попыталась даже поговорить с ней, одинокой, потерянной, невидимой другим. Не стала искать способ помочь ей уйти. Даже на кладбище не поехала, сославшись на болезнь. Я трусиха. И ужасный человек.