Прикосновение чужого (ЛП)

— Он гордился бы, служа под твоим началом, — тихо сказал Джерри. — Мы все его любили, как брата. Поверь, Китти, мы все готовы идти за тобой в ад и обратно, после того, как услышали твою реакцию сразу после гибели Кокса. Не многие готовы призвать к ответу монстра и немногие готовы сделать это за незнакомого человека, с которым никогда не встречались.

Я кивнула. Горло сжало так, что я не могла говорить. Джерри наклонился и чмокнул меня в лоб.

— Я дам знать о себе. И увижу тебя примерно через месяц, коммандер Кэт.

Дверь закрылась, а я осталась стоять на месте, рассматривая парней на фотографии. Наконец, заставила себя убрать фотографию в безопасное место — во внутренний карман сумочки. И пошла в душ.

Как только на меня полилась теплая вода, я, наконец, позволила себе расплакаться. Я плакала, наверное, не один час. Вода смывала слезы, уносила их в канализацию. А когда слезы закончились, осталась уверенность — ничего еще не закончилось. И нельзя допустить, чтобы Уильям Кокс погиб напрасно.

Глава 55

Ночь и большую часть следующего дня я проспала. Мне хотелось увидеть Маритини и однажды в перерыве между сном удалось убедить первого попавшегося на пути центаврийца проводить меня в зал изоляции.

Тут оказалась не одна и даже не две камеры, как я наивно ожидала. Тут их оказалось не меньше ста, охватывая целую половину одного из нижних уровней. Центавриец объяснил, что всем эмпатам время от времени необходима изоляция, потому что блоки и эмпатические синапсы изнашиваются. Райдер, как-то рассказывал мне о них, но я по-прежнему представляла эти камеры какими-то маленькими и уютными.

Центавриец ушел по своим делам, а я стала бродить между камер. Тут не было ничего уютного и стало понятно, почему Райдер чувствовал к этому месту некоторое напряжение. Камеры напоминали небольшие индивидуальные отсеки-гробы с кроватями и медицинским оборудованием внутри. И больше там не было ничего. Каждая такая камера имела окошко в двери, так что можно было понаблюдать за происходящим внутри. Напротив, находясь там, невозможно было увидеть, что происходит снаружи. Для эмпата все выглядит как глухая стена.

Пока мой гид-центавриец не ушел, он поведал, что здесь есть и небольшие камеры для детей, обладающих эмпатическими способностями. Я увидела несколько таких камер. Они выглядели старыми космическими калошами. Попытавшись представить, каково это находиться там внутри запертым, я содрогнулась, но это ничто, по сравнению с желанием увидеть Мартини целым и невредимым.

Вскоре я обнаружила камеру, в которой отдыхал и набирался сил Мартини. Здесь же обнаружились пара охранников и несколько врачей, следящих за показаниями приборов. Они позволили краем глаза и быстро взглянуть внутрь. Мартини оказался весь истыкан иглами, от которых куда-то уходили трубочки. Иглы впивались даже в голову. Мне захотелось сломать дверь, вырвать ее с петель и вытащить Джеффа из этого гроба без промедления.

— Вы должны уйти, — тихо сказала одна из врачей. Мне показалось, что она слишком раздражена, хоть и пыталась говорить спокойно.

— Почему?

— Отсеки оборудованы поглощающим эмоции оборудованием. Но Мартини слишком мощный эмпат и может почувствовать ваше горе, — она кивнула на мигающий то красным, то оранжевым цветами монитор.

— Извините, — я почувствовала себя ужасно.

— Это нормально, — улыбнулась она. — Не эмпату сложнее видеть подобное, чем эмпату отдыхать в камере.

В это трудно поверить, но спорить я не стала. Пришлось возвращаться назад и, конечно же, я заблудилась. Это было равноценно тому, как если заблудиться в египетской гробнице или могильнике Франкенштейна. Я не поклонница подобных штучек, так что быстро занервничала. Несколько раз показалось, что кто-то за мной следует, но, оборачиваясь, я никого не увидела. Пару раз была уверена, что просто не увидела, а возвращаться выяснять попросту трусила. Когда я, наконец, вышла к лифтам, я оказалась эмоционально выжата, как лимон. Удалось найти свою комнату, залезть в кровать, спрятаться под одеялом и заснуть.

К следующему пробуждению я запланировала встретиться с Райдером, но он с Полом оказался тоже изолирован, правда в своем номере, а не в комнате ужасов. Не могу их винить или возмущаться.

Некоторое время посвятила отправке сообщений куче народу, валяясь на кровати, принимая необычные позы. Выяснила, что мое отсутствие на работе посчитали приемлемым. Не уверена, правда, за счет отгулов или уже почистили стол в ожидании нового работника. Впрочем, немного подумав, решила, что меня это не волнует.

Всем отвечала, что попала в скучнейшее место. Все, кроме Чаки, сделали вид, что ничуть обо мне не беспокоятся и им, собственно, не особо это интересно. Чаки же не поверил ни одному моему слову, особенно после того, как я отказалась поговорить с ним по телефону, а не эсэмесками. Он как мама — я не могла ему врать, потому что он знал меня, как облупленную. Стоит ему услышать мой голос, и он поймет, что я вру. Но поговорить пришлось.