После смерти поэта Лиля Юрьевна делала несколько попыток найти мать и дочь, пользуясь обратными адресами на конвертах от миссис Элли Джонс Маяковскому в Москву и его записными книжками. Обращалась в Америку к Давиду Бурлюку, который был знаком с Элли, просила его сделать это осторожно, вдруг тайна рождения скрывается от девочки? Бурлюк ответил, что тщетно ходил по этим адресам, м-с Джонс переехала, а куда — неизвестно. Ничего не могла выяснить и Эльза Триоле, когда была в США. Безрезультатными оказались и поиски, предпринятые другом Маяковского Романом Якобсоном, который жил в Америке. «Дочь могла выйти замуж, взять фамилию мужа и следов не найти», — говорила Лиля Юрьевна. В бытность мою в Нью-Йорке я спросил Татьяну Яковлеву — не знает ли она, что с миссис Джонс? И к моему изумлению, она услышала о ней и о дочке впервые — от меня в 1979 году!
И все-таки Элен-Патриция и Роджер сидят у нас дома, в Москве! Как же они отыскались?
«Я с девяти лет знала, кто мой отец, — говорит Патриция. — Но это была семейная тайна. Мама очень боялась Советов, она ревновала к Лиле Брик и не хотела, чтобы в Москве знали о нас. Меня удочерил муж мамы, которого я очень любила, и только когда их не стало, я стала искать контакты и первую попытку сделала, когда встретила Евтушенко. Я представилась ему как дочь Маяковского, но он не поверил и спросил, могу ли я доказать это. Я ответила, что могу, и дала ему мой телефон. Но он не позвонил».
И вышло так, что одновременно Элен-Патрицию отыскали и корреспондент ТАСС в Нью-Йорке Сергей Бабич, и я. Дело в том, что в Москву вернулась выставка Александра Родченко, и ее устроители, молодые галеристы Джо Уокер, Кристофер Урсити и Мак-Гиннес побывали у нас в гостях и рассказали:
«Когда выставка, прошедшая с большим успехом, уже закрывалась, в галерею пришла дама лет 65, крупная, высокая и со словами «му father, my father» направилась к стенду, где висели знаменитые родченковские фотографии Маяковского. «Маяковский — это мой отец», — объяснила она нам».
Об этом узнал корреспондент ТАСС, но решил — розыгрыш. И все же пошел на встречу с нею. Одновременно и мы послали с галеристами письмо, где написали, как рады, что она нашлась, передали фотографии, книги, марки с изображением поэта и просили скорее откликнуться. И вот, спустя какое-то время, она в Москве и сидит напротив коврика, некогда подаренного Маяковским Лиле Брик, в кресле, которое когда-то стояло в его комнатенке-лодочке. Элен-Патриция Томпсон (по мужу) профессор Леммановского колледжа Нью-Йоркского университета, известный специалист в области семейной психологии. Она привержена феминизму и начинает рассказ о феминистском движении в США издалека, с десятых годов. Несколько раз я пытался перевести разговор, но она непреклонна:
— Подождите. Ведь в 14 году суфражистки…
Или: — Представьте себе первый съезд феминисток…
Или: — Во главе женской лиги, к счастью, встала мисс Пенки!
Наконец феминистки всех победили и разговор вошел в нормальное русло. Патриция перешла к рассказу о матери, справедливо недоумевая, почему об их романе у нас ничего не писали — ведь отец так знаменит! Долго мы объясняли, что Маяковский был «великий революционный поэт» (тем более — почему?), а революционному поэту не к лицу роман с эмигранткой (что в этом плохого?), что ханжеская система такую связь осуждала (за что же?), что цензура не пропускала такого рода подробности (почему, собственно?). Словом, объяснили, как могли, но она продолжала пребывать в недоумении. Да и то — понять весь идиотизм недавнего режима дано лишь тем, кто вырос в СССР…