Прикосновение к невозможному (СИ)

– Грета! – позвала я горничную. – Приготовь зеленое платье. Завтра я еду к Амиру. Мне нужно будет приодеться.

Горничная отозвалась своим обычным «да, госпожа» и удалилась, но уже через пять минут снова показалась в дверях. К тому времени служанка успела привести в порядок мои ногти на одной руке, и я опустила в плошку вторую.

– Что-то с платьем?

– Нет, госпожа. К вам пришли.

– Посреди ночи? – Я на секунду приподнялась и снова положила голову на заботливо поправленную служанкой подушечку. – Ах, это Киллиан. Зови.

Судя по всему, Киллиан приехал прямиком из Храма: он был в черном. Держал на сгибе локтя плащ для верховой езды, приглаживал растрепавшиеся волосы и улыбался. Мы виделись относительно недавно – тогда, когда я возвращала Магистру свою мантию – и он, конечно же, совсем не изменился. Разве что смотрел на меня чуть более откровенно, чем раньше… хотя, может, потому, что во время его визитов в наш с Винсентом дом я принимала его в каком угодно виде – но только не лежа в ванной.

– Привет, – нарушил молчание он.

– Привет. Амирхан с Таис живут в другом квартале, ты заплутал.

– Я проезжал мимо вашего… твоегодома и решил, что нужно поздороваться.

– Очень мило с твоей стороны.

Киллиан кивнул и прижал плащ к груди.

– Как там все? – спросила я, снова закрывая глаза.

– Мы не скучаем. Много дел.

–  А Винсент?

Киллиан выдержал паузу.

– Если честно, не знаю. Магистр отпустил его ненадолго. Ему нужно отдохнуть.

– Где он теперь живет?

– Это знает только Авиэль… ну, и Великий Ариман, думаю. Мы обменялись несколькими письмами, но он не пишет свой адрес. Магистр сообщает его только тому, кто развозит почту.

–  Личнымиписьмами?

– Нет. Вопросы, связанные с Библиотекой. И еще стихи… немного.

Я села и посмотрела на него. Киллиан встретил мой взгляд спокойно и уверенно.

– Не подашь мне халат?

– Конечно.

Я выбралась из ванны, повернулась к нему спиной, и Киллиан накинул мне на плечи поданный служанкой халат.

– Поедешь к Амирхану? – поинтересовалась я.

– Да. Скоро рассвет. Мне нужно с ним кое-что обговорить и передать его ответ Магистру.

– Не хочешь остаться у меня? Ты сможешь спокойно отдохнуть. А в доме у Амирхана вечный бардак, полно народу и никогда не бывает тишины.

Мы снова переглянулись, и на этот раз Киллиан отвел глаза.

– Если ты голоден, я приведу тебе еду, – продолжила я.

– Нет, мне не нужно приводить еду. – Он запоздало понял, что это прозвучало слишком резко, и решил себя пояснить: – Я не голоден. Не хочу тебя стеснять. Не думаю, что ты ждала гостей.

– Может, и ждала? – Я помолчала и, поняв, что ответа не дождусь, добавила: – Можешь расположиться в одной из спален на нижнем этаже. Туда не проникает свет.

Киллиан

1875 год

Франция, Париж

У вас на руках когда-нибудь умирало существо, которого вы любите больше жизни? Вы когда-нибудь прощались с тем, с кем должны были разделить вечность? Время лечит? Вы ошибаетесь, если думаете так. Время относительно. И боль бессмертного существа оно не может даже притупить. Пусть, прошло почти три тысячи лет. Я помню все так, будто это было вчера. Я чувствую все так, как будто это было вчера. Правосудие уже свершилось. Месть! Но кого может утешить месть?..

Даже люди помнят самые болезненные моменты своей жизни. А мы, бессмертные существа, способны

оживлять

прошлое. Возвращаться в него снова и снова, проживая заново все, что было когда-то пережито.

С любимым существом мы делим не просто постель и жизнь. Мы делим с ним разум. Мы учились этому всегда и учимся сейчас, каждое мгновение идем к конечной цели – к абсолютному слиянию на глубочайшем из уровней. Конечно, раньше мы были в начале пути. И все же. Я вернусь к началу: у вас на руках когда-нибудь умирало существо, которого вы любите больше жизни? Любовь – не цель и не смысл нашего существования. Вернее, моего. У меня есть долг. У меня есть знание. У меня есть цель в жизни. Но три тысячи лет я не связывал себя ни с кем. Ни к чему. Отчасти из опасения пережить то, что уже было пережито. Отчасти из нежелания перераспределять собственное время, которое я трачу на то, что считаю действительно важным.

Всегда есть исключения.

Я остался у Даны на день. Остался, воспользовавшись ее гостеприимством и презрев собственные убеждения. Остался, как мальчишка, которого поманили пальчиком, пообещав конфетку…. Или свежепойманный обед. Я знал ее три тысячи лет. И никогда она не смотрела на меня так, как сегодня. Как это называется? Дать надежду? Ложную надежду – я видел это в ее глазах. И все равно остался.

Авиэль сказал бы, что я идиот. Возможно, это правда, но сейчас мне плевать. Что-то подсказывало, что с Даной никогда не повторится то, что я когда-то пережил. С другой стороны, отношения с ней – это любовь к вулкану, а я порой так любил покой и тишину. С третьей стороны – а кто, собственно, говорит об отношениях? Что сказал бы Ариман, я не знаю. Но вряд ли он ответит мне на подобный вопрос. Даже не хочу представлять возможный разговор

о ней