Прикосновение Хаоса

— И ещё… — добавил Ридгер после того как его пылкая речь практически подошла к своему финалу, — Я завидую ему…Саше Венскому, возможно ты в его жизни — самое лучшее, что могло произойти с ним, и мне не ясно чем он заслужил это счастье.

Последние слова вывели Лену из состояния оцепенения, наступившее от исповеди Ридгера, и она с огромным удивлением воскликнула.

— Игорь!…Вы…вы, знакомы с ним?!

Глава 46

Боль!

Она заставляет забыть о принципах и обязательствах. Каждая клетка организма, пронзенная парализующей волю мукой, надрывно кричит о спасении, неистово вымаливая пощады. Страдание упрямо толкает к черте, за которой малодушный порыв уже невозможно сдержать и тогда любая, даже самая сильная личность кидает на откуп бесстрастному зверю собственную волю, собственное достоинство и собственную честь, лишь бы покончить с беспощадным испытанием.

Страшно если кара неотвратима, но ожидаема и объяснима. В этом случае, остаётся если не возможность, то хотя бы шанс что‑то предпринять для избавления.

Великое горе и настоящая беда если нет объяснений жестокости проведения. За что? За что–о-о–о?!…Но молчаливый невидимый палач, никогда не даст внятного ответа и от того боль становится во сто, в тысячу крат сильнее.

Венский не понимал, когда кто‑то рассуждал в его присутствии о душевных страданиях, он всегда считал, что настоящие муки имеют лишь физическую природу, и только это способно причинить действительный ущерб.

Волнение, плохое настроение — лишь эти термины подходили, под описание его душевного дискомфорта. Делать умопомрачительные выводы, вещая с дешёвым пафосом о том, что в его понимании, было как минимум, слишком преувеличено людьми сентиментальными, он вовсе не собирался.

Время лечит любую психологическую травму. Всегда можно собраться с духом, схватить свои переживания крепким кулаком и выбросить раздавленные могучей рукой проблемы, куда ни будь на задворки собственной памяти, причём так далеко, чтобы никогда больше не заморачивать себе голову, какими‑то там надуманными и искусственно раздутыми драмами. Всё дело в дисциплине и внутренней организованности.

Можно вытерпеть всё и даже сильную физическую боль. Сложно, страшно, но не невозможно.

Что такое боль душевная?….Венский не знал. Не знал, до сегодняшнего дня.

Он и теперь не понимал, отчего ему так скверно. Отчего потускнели краски, практически исчезли звуки, уступив место навязчивым мыслям, от которых не избавиться и не скрыться. И даже крепкий кулак превратился в бесполезную немощную кисть со слабыми отростками пальцев, не способных ни сжать ни раздавить.

Мир практически перестал существовать.

В настоящий момент он просто не интересовал Александра, и даже более, он был ему противен весь, целиком без остатка и исключения.

Венский шаркал ногами по серому асфальту абсолютно без всякого смысла. Он перемещался в пространстве просто так, для чего‑то, не понимая надо ли ему это вообще. Он смотрел, но не видел, слушал но не слышал. Ему казалось, что жизнь, превратилась в пресную мерзкую обузу, которую хочется поскорее сбросить с опущенных плеч.

У Александра не возникало вопросов, он не искал ответы. Он просто шёл и ему казалось, что это последние шаги по блеклой никчемной земле. Жизнь больше не нужна, она вдруг стала противна и ненавистна.

Рука инстинктивно ощупало место, где должна располагаться подплечная кобура и ничего не нащупав, безвольно опустилась.

Ему казалось, что он умирает и нет ни желания ни возможности цепляться за существование, называемое по недоразумению — жизнь.

Но инстинкт выживания брал своё, и то что раньше являлось единственной мукой, заставляющей содрогнуться от одной только мысли, сейчас стало желанной необходимостью. Венский хотел заорать от физической боли, что бы вспомнить, как это быть живым, и хоть на несколько секунд забыть, о состоянии, которое слишком сентиментальные люди называют душевным страданием.

Ноги сами привели его по знакомому адресу. Он не понимал зачем сюда пришёл, и чем ему здесь помогут.

— Ба–а-а! — невнятно выразила своё изумление Ника. — Мой герой явился!

— Не помешаю?

— Да, что ты. Я все глаза проглядела ожидая… — Ника присмотрелась к гостю. — Ты что‑то не в себе. Опять пьян?

— Можно войти? — спросил Венский и опустил взгляд.

— Входи. — Ника отошла в сторону, пошире распахнув дверь.

Венский постарался улыбнуться, но у него не получилось.

Девушка удивлённо и слегка растерянно наблюдала за ним.

— Саш, ты в порядке?

— Да. Я в полном порядке. Я жив, я здоров, я в порядке.

— Понятно. — кратко и естественно отреагировала Ника, на удручающий тон Венского, — Проходи, не стесняйся…

Она на секунду замерла в раздумье, затем, указав на Венского изящным пальчиком со свежим и дорогим маникюром, уверенно произнесла.

— Шагай на кухню. Будем лечить от депрессии.

Александр зло скривил губы в усмешке.

— Шагай, шагай рыцарь.

Александр плюхнулся на стул и вольно протянул под столом ноги. Ему было плевать на приличия и этикет. Ему было плевать на Нику и на её домыслы, но…но почему то он пришёл именно к ней.