При дворах я видела больше насилия, чем за всю свою карьеру частного детектива в Лос-Анджелесе, зато в Л-А я видела много больше смертей. Не потому, что я часто расследовала убийства – частным сыщикам не поручают такие расследования, во всяком случае, не по свежим следам, – а потому, что большинство обитателей волшебной страны бессмертны. Бессмертные, по определению, умирают не слишком часто. Мне хватило бы одной руки, чтобы посчитать по пальцам, сколько раз полиция вызывала нас на место убийства, и пальцы еще остались бы. Даже в этих случаях нас звали только потому, что "Детективное агентство Грея" обладало лучшим на Западном побережье штатом практикующих магов. Магия ничем не отличается от прочих инструментов: если с ее помощью можно творить добро, то найдутся и те, кто сумеет обратить ее во зло. Наше агентство специализировалось на "Сверхъестественных проблемах – Волшебных Решениях". Этот девиз значился на наших визитных карточках и на бланках агентства.
И еще я приучила себя, что мертвое тело – всегда "оно". Потому что как только начинаешь думать об убитых "он" или "она" – они сразу становятся для тебя личностями, людьми, а они больше не люди. Это трупы, и если не брать во внимание очень специфические обстоятельства, они являются всего лишь инертной материей. Потом, после всего, можно посочувствовать жертве, но на месте преступления, особенно в первые моменты, для нее же лучше, если ты обойдешься без сочувствия. Сочувствие мешает думать. Сопереживание выводит из строя. Отстраненность и логика – вот спасение на месте убийства. Все другое ведет к истерике, а я – не только самый квалифицированный детектив среди присутствующих, я еще принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови, Погибель Бесабы. Бесаба – это моя мать, и из-за моего зачатия ей пришлось выйти замуж за моего отца и какое-то время жить при Неблагом Дворе. Я принцесса, а в один прекрасный день могу стать королевой. Будущие королевы истерик не устраивают. Будущим королевам, которые к тому же опытные детективы, истерика вообще не позволительна.
Проблема была в том, что одну из убитых я знала. Я помнила ее взгляд и походку. Я знала, что она любила классическую литературу. Когда ей пришлось покинуть Благой Двор и присоединиться к нам, она поменяла имя, как это делали многие, даже не изгнанники. Фейри меняют имена, чтобы не вспоминать каждый день о том, кем они были и как низко пали. Она назвалась Беатриче, по имени возлюбленной Данте в его "Божественной комедии". Дантов ад. Она говорила: "Я в аду, и имя у меня должно быть соответствующее". В колледже я выбрала одним из факультативных курсов мировую литературу. Закончив учебу, я подарила большую часть книг Беатриче, потому что она их стала бы читать, а я – нет. Я могла в любой момент купить заново те немногие книги, которые мне по-настоящему нравились. Беатриче не могла. Она не могла сойти за смертную и не любила, когда на нее пялились.
Сейчас я на нее пялилась, но это не имело для нее значения. Для нее теперь вообще ничто не имело значения.
Беатриче выглядела как увеличенная копия крошечной феи, прятавшейся в волосах Риса. Когда-то она тоже могла уменьшаться до такого размера, но с ней что-то случилось при Благом Дворе, что-то, о чем она никогда не говорила, и она потеряла способность менять размер. Она навсегда осталась примерно в четыре фута и два дюйма ростом[7]
, и нежные стрекозиные крылья за ее спиной стали бесполезны. Феи-крошки не умеют левитировать, они летают по-настоящему, а при таком росте крылья уже не могут их поднять.Кровь растеклась под ее телом широкой темной лужей. Кто-то подкрался к ней сзади и перерезал ей горло. Так близко мог подобраться только тот, кому она доверяла, – ил и убийца прикрылся магией. Чтобы лишить ее бессмертия, тоже нужно было владеть магией не на среднем уровне. Не так уж много тех, кто способен и на то, и на другое.
– Что же случилось, Беатриче? – тихо сказала я. – Кто сделал с тобой такое?
Гален подошел ко мне.
– Мерри!
Я взглянула на него.
– Тебе нехорошо?
Я покачала головой и перевела взгляд на второе тело. Вслух я сказала:
– Сейчас все пройдет.
– Врунишка, – тихо произнес он и попытался обнять меня, поддержать. Я не оттолкнула его руки, но отступила назад. Не было времени льнуть к кому-то. У нас в обычае поддерживать друг друга прикосновениями, но горстка стражей, которых я взяла с собой в Л-А, проработала на агентство Джереми всего несколько месяцев. Я провела там несколько лет. На месте преступления не обнимаются. Не ищут утешения. Просто делают свою работу.
Лицо Галена немного вытянулось, словно я его обидела. Я не хотела задеть его чувства, но у нас была чрезвычайная ситуация. Он не мог этого не видеть. Ну почему я в который раз должна тратить нервы на чувства Галена, вместо того чтобы заниматься делом? Бывали минуты, когда я слишком хорошо понимала, почему отец не выбрал Галена мне в женихи, как бы дорог мне ни был страж.