Прикосновение тьмы

– Эм, ну да. Я вообще думала, что она сама тебе расскажет. Она сказала, что надеялась сделать тебе сюрприз, но так как тебя не было дома, она просто перезвонит.

Персефона закатила глаза. Деметра никогда ей не звонила. И она наверняка приехала туда в поисках чего-то конкретного.

– Она заходила в нашу квартиру?

– Она попросила показать ей твою комнату.

– Проклятье. – Персефоне теперь нужно было проверить зеркала. Возможно, ее мать оставила чары, чтобы с помощью них наблюдать за богиней.

– Как бы там ни было, у меня сложилось впечатление, что она… слишком о тебе заботится.

Это было ну просто преуменьшение года. Деметра заботилась о Персефоне настолько, что девушка практически не контактировала с внешним миром вплоть до своего восемнадцатилетия.

– Ага, она та еще стерва.

Лекса в изумлении приподняла брови:

– Твои слова, не мои. – Она сделала паузу, а потом осторожно спросила: – Хочешь об этом поговорить?

– Нет, – помотала головой Персефона. Разговоры ей не помогут, а вот поход в «Неночь» – возможно. Она улыбнулась. – Но сегодня я составлю тебе компанию.

Возможно, завтра она пожалеет о своем решении, особенно если ее мать обо всем узнает. Но прямо сейчас она чувствовала себя бунтаркой, а лучшего способа устроить бунт, кроме как пойти в клуб бога, которого ее мать терпеть не может, было и не придумать.

– Правда? – Лекса хлопнула в ладоши. – О боги, мы отлично проведем время, Персефона! – Лекса вскочила на ноги. – Тогда нам нужно начать собираться!

– Но сейчас только три часа дня!

– Ну да. – Лекса взлохматила свои длинные темные волосы. – У меня ужасно грязные волосы. К тому же нужна целая вечность, чтобы их уложить, а еще мне надо сделать прическу и макияж тебе. Нам надо начинать прямо сейчас!

Персефона не двинулась с места.

– Я догоню тебя через секунду, – сказала она. – Обещаю.

Лекса улыбнулась:

– Спасибо, Персефона. Будет классно. Вот увидишь.

Персефона улыбнулась, глядя Лексе вслед. В следующее мгновение к столику подошла официантка, чтобы забрать чашку. Быстрым движением руки богиня схватила девушку за запястье.

– Если ты донесешь моей матери что-то, кроме того, что я тебе скажу, я тебя убью.

Это была та же самая девушка с милыми косичками и темными глазами, но под чарами юной девушки-студентки просвечивали черты нимфы – маленький носик, выразительные глаза и тонкие линии лица. Персефона заметила это уже тогда, когда девушка принесла ей напиток, но не стала разоблачать. Ведь нимфа всего лишь делала то, что ей приказала Деметра, – шпионила. Однако после разговора с Лексой Персефона не хотела рисковать.

Девица откашлялась, не глядя Персефоне в лицо.

– Если ваша мать узнает, что я солгала, она убьет меня.

– Кого ты боишься больше? – Персефона уже давно поняла, что слова были ее самым мощным оружием.

Она еще крепче сжала запястье девушки, прежде чем отпустить. Нимфа быстро прибралась на столе и убежала. Персефоне было стыдно за эту угрозу, но ее выводило из себя, что за ней кто-то постоянно ходил и наблюдал. Нимфы словно были когтями Деметры, и они впивались Персефоне в кожу.

Взгляд девушки упал на умирающие нарциссы, и она коснулась увядающих лепестков кончиками пальцев. От прикосновения Деметры они бы наполнились жизнью, но от ее касания скрутились и опали.

Персефона сколько угодно могла быть дочерью Деметры и богиней весны, ей все равно ни черта не удавалось вырастить.

Глава II. «Неночь»

Клуб «Неночь» располагался в изящной обсидиановой пирамиде без окон. Она была выше сияющих зданий вокруг и издали казалась разрывом в полотне города. Эту башню можно было увидеть из любой точки Новых Афин. Деметра говорила, что Аид построил такую высокую башню с одной целью – напомнить смертным о том, что их жизнь не вечна.

Чем дольше Персефона стояла в тени клуба, тем больше нервничала. Лекса отошла поговорить с парой девушек, которых знала со школы, оставив Персефону стоять в очереди. Богиня чувствовала себя не в своей тарелке, находясь в окружении незнакомых людей и готовясь ступить на территорию другого бога, будучи одетой в откровенное платье. Она поймала себя на том, что без конца поднимает и опускает руки, словно никак не может решить, хочет ли она скрыть низкий вырез платья или, наоборот, выставить его на всеобщее обозрение. Она одолжила блестящий розовый наряд у Лексы, а ее формы были далеко не такими выдающимися. Волосы Персефоны ниспадали мягкими волнами на спину, и Лекса сделала ей минимальный макияж, чтобы подчеркнуть естественную красоту.

Если бы ее сейчас увидела мать, то непременно отправила бы обратно в оранжерею, или, как называла ее Персефона, стеклянную тюрьму.