Прикосновение звёзд

Соорудили этот тайный ход, когда гациендой владел другой человек. В те годы, теперь уже отошедшие в глубины прошлого, места здешние были неспокойны, а жители считались крамольниками, вольнодумцами и мятежниками. Так вот, тогдашний хозяин поместья и был связан с этими вольнодумцами. Более того, это был один из руководителей повстанцев, и комитет нередко собирался в его доме для обсуждения дел и принятия решений. В целях безопасности тогда и прокопали повстанцы этот подземный тоннель. Секрет его хранился тщательно, и лишь через много лет хозяин сделал его подробное описание. Случилось это примерно за год до смерти бывшего мятежника, прожившего долгую и славную жизнь. С тех пор тайна гациенды хранилась у нотариуса. На запечатанном конверте значилось: "Вручить новому владельцу".

Прошло несколько лет прежде, чем появился адресат, кому надлежало вручить письмо, потому что наследники осваивали Американский континент, и лишь формально вступили в права наследования, старое поместье в Испании их мало интересовало. На некоторое время они забыли об усадьбе, а потом поручили своему поверенному заняться ее продажей. Новым хозяином поместья стал сэр Тимотей. Таким образом, приобретая гациенду, он стал и обладателем ее тайны.

Тогда он не имел ни малейшего представления о том, будет ли эта забавная достопримечательность дома иметь какое-либо практическое применение. В то время он еще не знал, что довольно скоро обретет второе имя - Немой Пастор. И тайный выход из дома станет ему крайне необходим и не менее привычен, чем парадная дверь.

За хорошо скрытой массивной дверью, ведущей из кабинета, находилась вполне благоустроенная комната с хорошей вентиляцией, столом, кроватью, и прочей необходимой мебелью. Кренстон мог там переодеться, отдохнуть, если было необходимо, а однажды он около двух недель отлеживался в этой комнатке, залечивал полученную рану, опекаемый другом-доктором.

Кроме Джоберти в тайну хода был посвящен только один из людей Немого Пастора.

Глава шестая

письма

"Моя добрая Дороти, обстоятельства вынуждают меня спешно покинуть этот, полюбившийся мне приют. Я уезжаю из Испании, но куда именно - пока еще не знаю, не решил. Я тотчас сообщу тебе мой новый адрес, едва только он у меня будет, с тем, чтобы ты могла переправлять корреспонденцию, пришедшую на мое имя. Не знаю, скоро ли вернусь в этот дом, поэтому во всем, что касается ведения его, я всецело полагаюсь на тебя. Рассчитай лишних слуг, сократи хозяйство - проводи любые мероприятия, которые сочтешь нужными.

Мисс Гретхен и господин Ларт могут оставаться в Тополиной Обители как угодно долго. Но не исключено, что они захотят уехать. Путь им предстоит неблизкий, потому позаботься, чтобы у них было все необходимое для долгого путешествия, от лошадей и экипажа до теплой одежды. Я очень на тебя рассчитываю, сделай все, как нужно.

С искренним уважением и симпатией сэр Тимотей Кренстон".

Это письмо, самое легкое, Кренстон написал последним. Вторым было письмо, адресованное Джоберти:

"Дорогой друг! Как мы с вами и предполагали, события последнего времени изменили ситуация не в лучшую сторону и непоправимо ее осложнили. Надежды мои не оправдались, и последние новости свидетельствуют со всей очевидностью, что брат мисс Гретхен, глубоко мною уважаемый, должен увезти ее. Помните, я рассказывал вам, что обстоятельства долго не позволяли нам с Гретхен соединить свои судьбы, - видимо, я слишком рано поверил в свою счастливую звезду... Хотя - никто не виноват в том, что так сложилось. Я уезжаю тоже и немедленно - вот такую уступку своему малодушию намерен я сделать. Где остановлюсь, еще не знаю. Я буду писать вам. Благодарю вас за все, Джоберти. Очень надеюсь, что мы еще встретимся. Ваш Тимотей".

А начал он с самого трудного письма, долго сидел, не прикасаясь пером к бумаге, подолгу обдумывал очередную фразу. Он старался быть сдержанным и лаконичным, не позволяя прорваться чувствам, которые он испытывал, и излиться им на бумагу - зачем говорить о том, как больно ему в этот час, что он раздавлен обломками сияющего дворца, выстроенного из мечтаний и надежд. Бесплотные, они оказались невыносимо тяжкими. Но зачем говорить об этом? Чтоб вложить в них укор: о, как вы жестоки! Бессмысленно, глупо.

"Господин Ларт, не судите меня за малодушие - я поступаю так, как считаю правильным. Слова Гретхен были импульсивными, и потому - искренними. Я знаю, что она может передумать, видя перед собой живой укор совести, тогда она начнет анализировать и искать "правильное" решение. Но я не хочу этим пользоваться - я слишком ее люблю.