Плакал когда мы смотрели фильмы, тискал всех встречных котят и рассказывал, какая я красивая и как он меня хочет — причем в подробностях.
Если сердился — это было редко — тоже говорил сразу.
Это было так непривычно и так хорошо…
— Конечно, хочу, — сказала я, учась у него откровенности. — Ты сам поешь? А как же полторы октавы с которыми в оперу не берут?
— Рокерам это неважно, — хмыкнул Демьян, добавляя в кофе еще немного ванильного сиропа.
— Ты рокер?
— Не знаю, — он задумался на пару мгновений, а потом пожал плечами: — И рокер тоже. Не люблю жанровые ограничения. Что пишется — то пишется.
В маленьком клубе, куда я приехала на час позже Демона, умотавшего готовиться, было человек двести. В том числе Настя с Дианой, Булгаков, Никита и прочие его друзья, имена которых я уже не запомнила. Они вежливо со мной поздоровались, но тусить предпочли в своей компании у бара на другом конце зала. Только Диана, веселая рыжая девчонка, снова в кроссовках и платье, время от времени мрачно зыркала, особенно когда Демон пел, глядя со сцены именно на меня.
— У тебя с ней что-то было? — привыкнув к его откровенности, я тоже спросила его прямо, когда во время небольшого антракта он спрыгнул со сцены прямо как был — в кожаных штанах со шнуровкой и босиком.
Голая грудь, покрытая потом, вздымалась от тяжелого дыхания — на последней композиции он скакал так, что я едва преодолела соблазн спросить, не занимался ли он заодно и легкой атлетикой.
Глаза были густо обведены черным — и ни единая линия подводки не размазалась даже после таких интенсивных упражнений.
Интересно, нормально ли интересоваться у своего любовника, какой косметикой он пользуется?
— Нет, но Диана считает иначе. Забей, она привыкнет.
Демон поцеловал меня прямо на глазах у всего зала, и мне было одновременно приятно — такой популярный парень, от которого только что визжали все девчонки, выбрал именно меня. И странно — я же взрослая женщина… а, к черту!
Если другие взрослые женщины тащатся от Дамиано из Maneskin, то мне тоже можно!
— Сегодня ко мне? — спросил Демон, спев на бис целых три песни и спустившись со сцены окончательно. — Кстати, как мы тебе?
Он попытался спросить небрежно, но острый взгляд и чуть дрогнувший голос выдали его с головой.
— Музыка тоже твоя? — спросила я.
— Да. Музыка, слова, аранжировки… все мое.
— Давно вы играете?
— Ты так тянешь время, потому что тебе не понравилось? — спросил Демьян, чуть щуря накрашенные глаза, и у меня в который уже раз замирало сердце от его взгляда.
Я вздохнула. Так и думала, что придется объясняться. А я не знала, как толком выразить свои чувства, чтобы это и вправду не выглядело, как вежливая отмазка.
— В твоей музыке так много тебя, что я не могу поделиться впечатлениями о ней, не признавшись в чувствах и к тебе тоже… — осторожно сформулировала я.
— И какие у тебя чувства ко мне?
Я улыбнулась тому, как быстро он выцепил суть.
И молча покачала головой.
Нет, мальчик. Не поймаешь.
Демьян прижался лбом к моему лбу, качнулся из стороны в сторону и проговорил странным неуверенным тоном:
— А я тебя, кажется, люблю… — он будто прислушивался к собственным словам — с изумлением и недоверием.
Отреагировать я не успела.
— Демон! — окликнул его Булгаков, окруженный компанией друзей. — Бухать идешь?
— Нет. Мы домой, — отозвался Демьян, обнимая меня крепче и целуя в висок.
За всю оставшуюся ночь в его спальне мы больше не поднимали эту тему. Хотя Демьян, шепча обычные свои нежности, то и дело осекался на: «ты моя нежная, ты моя красивая, ты моя…» — он обрывал сам себя.
Черт его знает, куда это могло завести, если бы утром, после трех часов сна мы не проснулись от хлопанья дверей и голосов.
…забывать о том, что она приличная
Я, в прошлом тревожная мамочка с золотой медалью по чуткому сну, подскочила первая и некоторое время вслушивалась в то, что происходило на первом этаже. Шумел чайник, хлопали дверцы, женский голос что-то напевал, звякали приходящие сообщения.
На грабителей это было не похоже — увы, я бы предпочла их, чем очевидную альтернативу.
Демьян крепко спал, обхватив подушку, демонстрируя изумительно красивые мышцы спины, и я не удержалась от мимолетной ласки, когда стала его будить.
Он, не открывая глаз, перевернулся, ловя мою ладонь, прижался к ней губами — и вот только теперь насторожился, прислушался.
— Мать вернулась, — сказал он вполголоса. — Рановато. Я сейчас. Никуда не уходи.
Подскочил, моментально натянул спортивные штаны и ссыпался по ступенькам вниз. Я только открыла рот, чтобы сказать, что у него на шее засос, пусть хоть футболку наденет… Но не успела.
— Демьян! — дверь осталась приоткрытой и слова стали разборчивее. — Ой, я потом перезвоню, сын проснулся. Демьян, что происходит?
Есть такой особый тон — материнский. Я им тоже владею в совершенстве. Но одно дело, когда ты таким тоном отчитываешь собственную дочь, которая опять забыла позвонить с вечеринки.
И совсем другое — когда отчитывают твоего малолетнего любовника.
Сразу стало зябко, и я поняла, что ничем хорошим это утро не кончится.
Хотя нет. Не так.