Прилипалы

Специализировался Делла и на кампаниях, организуемых различными движениями. На его счету их было не меньше двух десятков. Все они, разумеется, канули в Лету и остались разве что в памяти непосредственных участников. Они не имели национального размаха, потому что касались частных вопросов. Действительно, не всех интересовало, начнется ли разработка месторождения медной руды в Миссури-Вэлью или восстановят ли на работе в Федеральной комиссии по энергетике незаконно уволенного Леланда Олдса.

Спрос на услуги, оказываемые Деллой, превышал предложение, и стоили они недешево. В тридцатых годах он научился использовать радио, в пятидесятых — телевидение, и использовал очень умело, поскольку дополнительной рекламой его кандидату служили сердитые газетные статьи и передовицы, неизменно появляющиеся после показа рекламных роликов.

Но в душе Делла оставался газетчиком, любителем покопаться в чужом грязном белье, выставить напоказ грех и дурные поступки. Даже на закате жизни он остался при убеждении, что зло можно искоренить аршинными заголовками. Вот и с Сэмми Хэнксом Делла связался потому, что исход этой избирательной кампании решали газеты, а не радио и телевидение. Подобные кампании отмирали, так что Микки Делла, пожалуй, мог бы заплатить за то, чтобы поучаствовать в ней. До этого, правда, не дошло, но он согласился снизить сумму своего вознаграждения с шестидесяти шести тысяч семисот восьмидесяти девяти долларов до шестидесяти одной тысячи восьмисот двух. Делла всегда называл не круглые цифры, полагая, что подобная точность убеждает людей, которые платили по счету, что их денежки потрачены не зря.

Хэнкс и Делла шли чуть впереди, за ними следовала свита Хэнкса.

— Как вам моя пресс-конференция? — спросил Хэнкс, повернув к Делле свою уродливую физиономию.

— Наверное, многие приняли вас за ябеду.

— Господи, вы знаете, как поднять настроение кандидату.

— Вы платите мне не за то, чтобы я подбадривал вас.

— Но вы же можете дать профессиональную оценку? За это я как раз вам и плачу.

— Давайте сначала сядем. От всего этого стояния и хождения у меня отваливаются ноги.

Чего Микки Делла не любил, так это лишних телодвижений. Предложение прогуляться могло вогнать его в глубокую депрессию. Однажды он взял такси, чтобы перебраться на другую сторону улицы. В оправдание, конечно, можно сказать, что шел дождь, да и авеню Конституции одна из самых широких улиц Вашингтона.

У двери в гостиничный номер, служивший Хэнксу штаб-квартирой, он обернулся. Оглядел тех, кто следовал за ним.

— Почему бы вам, парни, не заняться чем-нибудь полезным. Цирк кончился.

— Ты отлично смотрелся, Хэнкс, — заметил один из мужчин.

— И приложил его как следует, — добавил второй.

— Старина Дон сегодня вечером лопнет от злости, — вставил третий.

Лишь один из шестерки не произнес ни слова, Говард Флиер, высокий, тощий, лет сорока, с большими карими, всегда грустными глазами. Он и стоял чуть в отдалении от остальных, как бы показывая, что не имеет ничего общего с ними и их неуклюжими похвалами боссу. Застенчивость Флиера не знала пределов, и более всего ему хотелось, чтобы его не замечали. Надо отметить, что ему это удалось, что и послужило главной причиной решения Сэмми Хэнкса взять Флиера секретарем-казначеем.

— Кажется, вы говорили, что вам нужен Флиер? — спросил Хэнкс Деллу.

— На минуту-две, не больше.

— Говард, пойдешь с нами. А вы, — это относилось к остальным, — можете расслабиться. Выпейте чего-нибудь, если хотите.

В комнате Хэнкс сел за стол, Делла развалился на диване, а Флиер так и остался стоять у двери, готовый выбежать вон, если кто-то на него цыкнет. Кандидатом на пост секретаря-казначея он стал потому, что по уставу профсоюза последний избирался в паре с президентом, а Хэнкс, учтя ошибку Каббина, остановил свой выбор на том, кто никогда не мог стать его конкурентом. Если же кто-то возражал против кандидатуры Флиера, исходя из того, что тот никогда не работал на заводе, Хэнкс обычно говорил: «А с чего у бухгалтера должны быть грязные руки?»

— А зачем вам понадобился Говард? — спросил Хэнкс у Деллы.

— Мне нужны пятьсот баксов, чтобы заплатить той девчушке из Кливленда.

— Я думал, что вы ей уже заплатили.

— Из собственного кармана, Сэмми.

— Дай ему пятьсот баксов, Говард.

Флиер кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака туго набитый бумажник. Отсчитал пять сотенных и протянул Микки, который тут же засунул деньги в карман брюк. Убрав бумажник, Флиер вытащил маленький блокнот и что-то в нем записал.

— Что это ты делаешь? — спросил Хэнкс.

— Пометил вот для себя.

— Что?

— Пятьсот долларов, которые я дал мистеру Делле.

— Микки, — поправил его Делла. — Не так уж трудно звать меня Микки, а мне не нравится, когда казначей обращается ко мне мистер Делла. Становится не по себе.

— И что же ты записал? — полюбопытствовал Хэнкс. — Пятьсот долларов Микки Делле на взятку?

— На покрытие расходов, — ответил Флиер.

— Ты знаешь, на что потратил Микки эти деньги?

— Думаю, что да.

— На что?

— Чтобы получить информацию о письме Каббина Ричарду Гаммеджу.