Дональд Каббин встретился с Берни Лингом лишь двумя днями позже, когда вернулся из Янгстоуна после похорон отца. С собой он привез и мать, ибо куда еще она могла поехать. На двоих у них осталось двадцать один доллар и тридцать пять центов. Мать Дональд поселил в соседней комнате в том же пансионе, где жил сам, затем на троллейбусе поехал в школу бизнеса, чтобы сказать Айзе Петтигрю, владельцу, директору и основателю оной, что более заниматься не будет.
— Разве ты не можешь уйти через три недели, получив сертификат об окончании? — спросил Петтигрю.
— Нет, более у меня нет возможности учиться. Мне надо найти работу.
— Я не смогу вернуть тебе деньги за обучение.
— Я знаю.
Петтигрю заметно успокоился.
— Слушай, мне тут позвонили.
— Насчет чего?
— Насчет работы. Им нужен секретарь-мужчина, который еще и знаком с бухгалтерским учетом. Это не производственная или торговая фирма, так что работа может оказаться временной. А мужчина им нужен потому, что они не привыкли стесняться в выражениях.
— Мне нужна работа, мистер Петтигрю.
— Возможно, ты там не задержишься.
— Лучше что-то, чем ничего.
— Их, возможно, вышибут из города, и тебе придется удирать с ними.
— Я готов рискнуть.
— Они ругаются. Они сами сказали об этом.
— Мне без разницы.
— Жалованье двенадцать с половиной долларов в неделю.
— Хорошо.
Петтигрю протянул Каббину полоску бумаги.
— Позвони этому человеку. Скажи, что я тебя рекомендовал.
— Спасибо вам, мистер Петтигрю.
Петтигрю пожал плечами.
— Я им говорил, что за десять баксов они найдут девушку, которая и слова не скажет насчет их ругани, но они твердили, что хотят мужчину, но только не педика. Ты знаешь, кто такие педики, не так ли?
Каббин кивнул.
— Могу себе представить.
Работу Каббин, естественно, получил. Нанял его сам Добрый Старик. Тогда он и его команда занимали одну грязную комнатенку в районе, который позднее назвали Золотой треугольник Питтсбурга.
— Давай посмотрим, что ты умеешь делать, сынок, — и Добрый Старик предложил Каббину сесть за стол.
Тот кивнул, сел, достал карандаш и блокнот для стенографирования.
— Дорогой сэр и брат, — начал Добрый Старик.
Тогда он был совсем не старым, в тридцать втором ему исполнилось сорок пять, но он уже диктовал письма точно так же, как потом произносил речи перед тысячами слушателей. Голос его звучал все громче, достигая пика на предпоследнем абзаце, чтобы в заключительной фразе: «С братским приветом» — скатиться до едва слышного шепота.
Скорость стенографирования составила у Каббина восемьдесят слов в минуту, печатания — шестьдесят пять. Прочитав письмо, Добрый Старик посмотрел на Каббина и улыбнулся.
— В моем образовании немало пробелов, сынок, но я далеко не глуп. Я специально продиктовал письмо с парой грамматических сшибок. Ты их исправил. Почему?
— Если бы я их и оставил, суть письма не изменилась бы, — ответил Каббин.
Добрый Старик кивнул.
— Логичный ответ, — он вновь улыбнулся. — Так ты говоришь, что можешь вести бухгалтерский учет?
— Да, могу.
— Хорошо, ты принят на работу. Приходи сюда завтра в восемь. Ты что-нибудь знаешь о профсоюзах?
— Нет.
— Хорошо. Я научу тебя всему, что нужно знать.
Когда Каббин вернулся в пансион, чтобы сказать матери, что у него есть работа, на крыльце его поджидал высокий, худощавый мужчина, представившийся как Берни Линг из «Уорнер Бразерз».
Каббин где-то слышал название этой фирмы, но она ассоциировалась у него с торговлей.
— Извините, — он покачал головой, — но сейчас у меня нет денег на покупки.
— Я ничего не продаю, — ответил Берни. — У меня к вам предложение.
— Какое же?
— Я хочу, чтобы вы съездили на кинопробу в Лос-Анджелес.
— Глупость какая-то, — буркнул Каббин и двинулся к двери.
— Посмотрите сами, — Линг достал из кармана телеграмму. — Прочитайте.
Телеграмму прислал продюсер, дядя Линга, уже прославившийся тем, что избегал лишних слов. Она гласила:
«ПРОЕЗД АВТОБУСОМ ЦЕЛУЮ ФИШЕР».
— Ничего не понимаю, — пробормотал Каббин.
— Фишер — это Арнольд Фишер, продюсер. Мой дядя. Из «Уорнер Бразерз». Я работаю у них в рекламном отделе. Я видел вас на сцене пару дней тому назад. Послал дяде телеграмму, и они готовы оплатить ваш проезд на автобусе в Лос-Анджелес, чтобы вы прошли кинопробы. Без всяких шуток.
— Вы меня видели? — спросил Каббин, мысленно задавая вопрос и отцу: «Ну почему ты выбрал такой момент для того, чтобы умереть?»
— Я думаю, вы сможете многого достигнуть. Действительно многого.
Каббин вернул ему телеграмму.
— Извините, но сейчас это невозможно.
— О Господи, да всего-то вам надо сесть в автобус.
На мгновение Каббин заколебался. А почему нет? Сесть в автобус, пройти кинопробы, сняться в фильме, завоевать признание публики. А с ним и соответствующее вознаграждение за свои труды. Но тут он вспомнил мать, только-только ставшую вдовой, сидящую в одиночестве наверху, ожидающую, что единственный человек, которого она знала в Питтсбурге, придет домой и скажет, как ей жить дальше. «Потом я смогу перевезти ее в Лос-Анджелес», — подумал Каббин, но Берни Лингу сказал другое:
— У меня умер отец, и я не могу бросить мать.