Приложение к клятве Гиппократа

– И фантазируешь много, но учителю Нанде это по вкусу. Когда я выйду замуж, тебя отправят к родственникам нашего отца. А замуж выдадут раньше, чем меня, лет в 14.

У меня задрожали губы: там, дома, у меня впереди было долгое детство, а тут…

– И стирать нужно будет и убирать?

Падма засмеялась:

– Ах ты моя маленькая лентяйка! Ну конечно. Может еще и за скотом ухаживать, если учитель к тому времени обзаведется хозяйством. Тебя же за учителя отдадут.

Когда до меня дошли эти слова, я испытала чувство, не повторившееся ни разу потом. Это была жгучая любовь, огромное спокойствие, жертвенность. Мне больше ничего не было страшно».

Я покашляла, а потом, как на уроке, подняла руку. Раиса Ивановна настороженно и выжидательно замолчала.

– Я, э-э-э, хотела спросить, – робко промолвила я, – вы оказались в другом времени?

– В том-то и дело, что нет. Время того мира – мира Индии – совпадало с моим временем, в котором я жила в СССР, разница была лишь в час или полтора. Я оказалась в другом пространстве, но в каком-то ином значении… Я не знаю, как объяснить.

Я жестом показала, что я молчу и готова слушать дальше.

«Вскоре состоялась свадьба Падмы. Ее одели в красное сари, косу, волосы, лоб украсили драгоценностями (а может, это была бижутерия – не знаю), на ее головку было накинуто покрывало, украшенное узорами, жемчугом, камнями. Как она была прекрасна! Мне показалось, что ее старый жених (мне так казалось, но на самом деле ему было лет 30) даже покачнулся от счастья, увидев ее, сходящую с носилок. Приехали и родственники отца, которые должны были меня забрать.

Нужно сказать, что тоска по дому, особенно по маме, побуждала меня искать путь вернуться. Я даже обдумывала возможность рассказать кому-нибудь настоящую или какую-нибудь придуманную историю и попросить отвезти меня домой. Но изменюсь ли я? Что если к маме вернется незнакомая индийская девочка? Кроме того, я поняла, что я не знаю русского языка! Я помнила все, все разговоры, которые велись на русском, но в переводе на хинди. Поэтому нужно было вернуться так же, как я сюда попала. Я уже несколько дней обследовала дверные ручки, когда меня не видели. Это было трудно, так как за мной всегда кто-нибудь наблюдал.

Завороженная свадебным торжеством, я забыла про это, но тут ко мне подошел мужчина в чалме и сказал, что он старший брат отца и что я поеду с ним. Он стал расспрашивать, почему я убегаю. Мне сказать было нечего и он, не дождавшись ответа, схватил меня за предплечье и, наклонившись, сказал, что если я буду это делать, то он найдет способ меня наказать. Мерзко захихикав, он сжал мне ладонь так, что я вскрикнула (потом, гораздо позже, я узнала, что наказанием могло быть изнасилование, и не одним мужчиной). Когда он отпустил меня, я метнулась к сараю, где хранился инвентарь, но где было чисто и сухо. Я села в угол и собиралась заплакать, но мое внимание привлекла дверная ручка. Она-то мной еще не была обследована. Я наклонилась, и сердце мое замерло – наконец-то! Передо мной стали проплывать пейзажи, и вот, наконец, снег, ворота со звездой (охраняемый вход в военный городок). Дверь с той стороны кто-то открыл рывком, и в следующее мгновение я упала в сугроб.

Встав на ноги, дрожа от холода, охватившего меня, я попыталась бежать, но вязла в глубоком снегу и падала. Меня, вероятно, увидели, и из караулки вышел солдат. Он подошел и стал спрашивать, кто я. Когда я назвала фамилию (папа мой был офицер), солдат охнул, снял шинель, закутал меня и повел в помещение. Там мне предложили горячего чая с пряником, но ведь я только что была на свадьбе и ни пить, ни есть не хотела. Солдат позвонил, и через некоторое время прибежал мой папа, бледный, небритый. Он неистово обнял меня, а я принюхивалась – не пьян ли? Но папа был абсолютно трезв. Вскоре, громко плача, пришла мама, и мы пошли домой. Папа нес меня на руках.

Дома по разговорам родителей, соседей, которые приходили кто порадоваться, кто полюбопытствовать, по сумбурному маминому рассказу я поняла, что я месяц провела в больнице, в бессознательном состоянии, иногда наполовину выходя из него. Мама сказала, что я металась, сжимала ее руку. Иногда открывала глаза и умоляюще смотрела на нее. Болезнь моя началась после падения. Вероятно, кто-то, скорее всего мальчишки, толкнули меня, я ударилась головой и потеряла сознание. Врачи были неприятно удивлены тем, что я не приходила в себя, так как удар был не такой уж и сильный. К этому присоединилась пневмония, и в течение месяца я балансировала между жизнью и смертью. Через месяц утром я неожиданно пропала из больницы и появилась перед проходной в странном ярком платье. Но еще большее удивление у врачей вызвало то, что после исчезновения я вернулась совершенно здоровой.