Прима Белладонна

– Не могу ли я помочь вам в оркестровке? – предложила она.

– Нет уж, спасибо, – сказал я, смеясь, – я сыт этим по горло.

– Не упрямьтесь, мне это не составит труда.

Я отрицательно покачал головой.

Тони и Гарри назвали меня сумасшедшим.

– У нее достаточно широкий диапазон голоса, – сказал Тони. – Ты же сам это признал.

– Что ты имеешь против нее? – спросил Гарри. – Она мошенничает в «и-го»?

– Вовсе не это, – ответил я. – Но диапазон ее голоса куда шире, чем вы думаете.

Мы играли в «и-го» в номере Джейн. Она выиграла у каждого из нас по десять долларов.

– Мне везет, – сказала она, весьма довольная собой. – Похоже, я никогда не проигрываю. – Она пересчитала деньги и, сияя золотой кожей, аккуратно положила их в сумочку.

Вскоре из Сантьяго пришел повторный заказ.

Я нашел Джейн в кафе в окружении поклонников.

– Вы еще не сдались? – спросила она меня, бросая улыбку молодым людям.

– Не знаю, чего вы добиваетесь, – сказал я, – но стоит попробовать.

Когда мы вместе вернулись в магазин, я достал лоток с многолетними растениями. Джейн помогла мне наладить подачу газа и жидкостей.

– Давайте начнем с этих, – сказал я. – Частоты 543-785. Вот партитура.

Джейн сняла шляпу и чистым голосом начала петь гамму. Сначала водосбор заколебался, и Джейн вернулась в нижний регистр и снова начала выводить гамму, увлекая за собой растения. Они вместе прошли пару октав, затем растения споткнулись, прервав стройную последовательность аккордов.

– Попробуйте полутоном выше, – посоветовал я. Добавил в бак немного хлористой кислоты и водосбор энергично последовал за ней, издавая своими цветочными чашечками нежные дискантовые вариации.

– Великолепно, – сказал я.

На выполнение заказа у нас ушло всего четыре часа.

– У вас получается лучше, чем у орхидеи, – похвалил я ее. – На каких условиях вы желаете работать? Могу предложить вам большой прохладный бак и сколько угодно хлора.

– Будьте осторожны, – предупредила она. – Я могу согласиться. Почему бы нам не настроить еще несколько растений, раз уж мы принялись за это дело?

– Вы устали, – сказал я. – Давайте пойдем отсюда и выпьем что-нибудь.

– Можно мне попробовать с орхидеей, – предложила она. – Эта задача более трудная.

Она не спускала глаз с цветка. Я подумал, что они будут делать, если останутся наедине. Может быть, до смерти замучают друг друга своим пением?

– Нет, – сказал я. – Давайте завтра.

Мы поднялись на балкон, налили себе по бокалу и весь остаток дня проговорили.

Она немного рассказала о себе, но все же я выяснил, что отец ее был горным инженером в Перу, а мать – танцовщицей в захудалой таверне в Лиме.

Они переезжали из одного места в другое, отец разрабатывал свои концессии, а мать пела в ближайшем борделе, чтобы уплатить за жилье.

– Она, конечно, только пела, – добавила Джейн, – до того, как умер отец.

На кончике соломинки в ее бокале забурлили пузырьки.

– Итак, вы полагаете, что на моем концерте каждый видит и слышит то, что он хочет. Кстати, а что видели вы?

– Боюсь, со мной вы потерпели неудачу, – сказал я. – Ничего не видел. Кроме вас.

Она опустила глаза.

– Такое иногда случается, – сказала она. – Но на этот раз я рада.

Миллионы солнц зажглись внутри меня. До этого момента я еще как-то сохранял рассудительность.

* * *

Тони и Гарри были вежливы, хотя и явно расстроены.

– Я не могу поверить в это, – печально сказал Гарри. – Не могу. Как тебе это удалось?

– Конечно же, благодаря мистическому и лицемерному подходу, – ответил я.

– Все древние моря, да темные колодцы.

– А какая она? – нетерпеливо спросил Тони. – Я имею в виду, она огненная или просто горячая?

Каждый вечер Джейн пела в казино с одиннадцати до трех часов ночи, а остальное время мы, как мне казалось, всегда были вместе. Иногда на закате дня мы уезжали в Ароматную пустыню и, сидя вдвоем у водоема, наблюдали, как солнце заходит за рифы и горы, вдыхали тяжелый воздух, насыщенный приторным ароматом роз, и чувствовали, как нами овладевает покой. А когда начинал дуть прохладный ветерок, мы бросались в воду, купались, и после этого возвращались, наполняя городские улицы и веранды кафе запахом жасмина, мускусной розы и голиантемума.

Порой мы отправлялись в Лагун-Вест в какой-нибудь тихий бар и ужинали там, сидя на отмели, Джейн подшучивала над официантами и подражала пению птиц к удовольствию детей, прибегавших, чтобы посмотреть на нее.

Сейчас я понимаю, что тогда я, очевидно, приобрел в городке дурную славу, но я был не против того, чтобы дать старухам – а рядом с Джейн все женщины выглядели старухами – очередной повод для сплетен. Во время Большого Перерыва все мало о чем беспокоились, а потому и я не очень-то стремился анализировать мои отношения с Джейн Сирасилайдз. Когда мы вдвоем сидели прохладным ранним вечером на балконе, или когда я чувствовал в ночной темноте рядом с собой ее тело, меня вообще мало что волновало.

Как это ни глупо звучит, но единственной причиной для разногласий было ее мошенничество в «и-го».

Помнится, однажды я упрекнул ее в этом.