Приманка

Кажется, её удивила сила его реакции. Приподнявшись на локте, она с недоумением посмотрела на него. Ему отчаянно хотелось дотронуться до её волос, но он посчитал, что это будет похоже на заигрывание.

— Да. Это правда. Уж я-то должна знать, верно? Эрик очень расстроен этим ужасным делом. Ну, знаешь, тем что случилось с бедняжкой Ронди.

Алана в это верила. Ноэль видел по её глазам: то карим, то черным, то в крапинку, то даже отливающим синим в солнечных лучах — невинным, бесхитростным глазам. Она верила, что смерть Рэнди расстроила Эрика.

— Ладно. Значит, он расстроен. Что ещё?

— Больше ничего. Эрику нужно, чтобы ты был сейчас рядом. Он хочет, чтобы ты был рядом. Я знаю, что вы не всегда сходитесь во мнениях, но попытайся…

— Это гораздо серьёзней, чем разница во мнениях. Одна из причин, по которой я не приезжал в его дом, заключается в том, что сейчас я сильнее, чем когда-либо прежде, чувствую, насколько фальшиво мое положение там.

Она озадаченно смотрела на него, и он немедленно подумал, не были ли эти слова самой страшной ошибкой. Он все равно попытался объяснить.

— Я не могу жить за его счёт, жить с ним и не могу ответить на его интерес, увлечение или что он там ко мне чувствует. Не могу. Эрик меня не привлекает. Не заводит. Всё с точностью до наоборот.

— Нет. Нет. Ты неправ. Я видела вас вместе. Вы как факир и кобра. Иногда факир он, иногда ты. Это все замечают. У вас сильное и необычное влечение, и ты поступаешь глупо и неправильно, пытаясь его отрицать.

— Ну а я этого не вижу.

Ноэль подумал, не рассказывал ли ей Эрик о той ночи, когда Ноэль увел «мерседес» и потом они дрались в гараже. Вполне возможно.

— Значит, ты просто решил этого не видеть, — заявила она. — Это влечение существует. Я думаю, сейчас ты просто немного растерян, и…

— Ты этим объясняла Эрику мои попытки ухаживать за тобой?

— Не превращай это в дурную шутку, Ноэль. Ты в самом деле немного растерян. Ты сам не знаешь, кто ты такой или кем хочешь быть.

— Хорошо, Алана, ты выиграла. Я растерян. Несколько дней назад я занимался любовью женщиной, и хотя она совершенно завелась, меня это не возбудило. Потом той же ночью я занимался любовью с несколькими мужчинами.

— В «Le Pissoir»?

— Да, в задней комнате. Тогда я по-настоящему отпустил все тормоза. Я делал с полными незнакомцами такое, чего, я думал, я никогда не сделаю. О чём я, кажется, даже не слышал. Это не вызвало у меня отвращения. Это не показалось мне ужасным или неправильным. Но и особенного удовольствия не принесло. И если бы не наркотики и не общая атмосфера, сомневаюсь, что меня бы всё это вообще заинтересовало. Ну вот и скажи мне, что вообще такого в сексе? Немного удовольствия, куча усилий — и ради чего?

— Если ты действительно так думаешь, тебе надо прекратить.

— Прекратить что?

— Заниматься сексом. Вообще. С мужчинами, с женщинами. Просто прекратить на какое-то время и не думать об этом.

— Но это не решит проблемы.

— Fou! — она легко похлопала его по щеке. — Ты же только что сам сказал мне, что не знаешь, как её решить. Или нет? Секс не настолько важен. Займись чем-нибудь другим.

За три дня яростных размышлений, прошедшие с тех пор, как он проснулся на усыпанном опилками полу задней комнаты клуба, эта мысль ни разу не приходила ему в голову. Алана повторила свои слова, и он снова был вынужден восхититься ясностью её головы.

— Отложи всё, — говорила она, — сейчас есть и более важные вещи: ты сам, я, Эрик, возможность стать друзьями. Это же очень важно, разве нет? Ты всё время хочешь поцеловать меня, заняться со мной любовью. Почему бы сначала не стать мне другом? И Эрику тоже. Сейчас ему как никогда нужны друзья. И тебе тоже, Ноэль.

Последнее замечание разозлило его. Ему захотелось схватить её и сказать, что она говорит ерунду, полную жизнерадостную ерунду. Но предложенное Аланой простое решение разрубило его смятение, как меч Александра — гордиев узел.

Должно быть, Алана понимала, что происходит у него в голове; она смотрела на него так, словно одной её красоты и сочувствия должно было хватить, чтобы он пришёл к правильным выводам.

— Никакого секса на ближайшее время, — повторил он. — И я не буду пытаться тебя поцеловать.

— Тебе станет от этого лучше. Поверь мне.

— Может быть.

— Станет-станет.

Она села и спрыгнула с камня.

— Ну вот! Идём обедать. А потом поедем к Эрику и скажем ему.

— Что скажем? — опасливо уточнил Ноэль.

— Что ты вернешься домой. Что мы все вместе поедем в Хэмптонс, ему сейчас это очень нужно. И что мы все будем друзьями. Давай, ленивец. Вставай.

Глядя на неё по дороге, пока они, держась за руки, шли через парк, Ноэль думал, как она воспримет новость о том, каким чудовищем оказался Эрик, когда правда выйдет наружу — а это непременно произойдет. Он знал, что её это просто убьет. Его единственным утешением была мысль, что он сам будет рядом — как друг и возможный любовник. Он будет нужен ей, она захочет, чтобы он был рядом, помог ей справиться с шоком.

— Ну вот, ты уже выглядишь лучше, — сказала она. — Видишь, как это просто?

3