Приманка

Сначала ей кажется, что она вошла не в ту квартиру. Стены окрашены в кремовый цвет. Черепа и части тел животных исчезли. Теперь здесь дешевая шведская мебель, стопки книг, яркие турецкие килимы. Аккуратная полка компакт-дисков с записями классической музыки – Рахманинов, Бах, Моцарт – вместо беспорядочно валявшихся «Зеленого дня» и «Девятидюймовых гвоздей». Гравюры из Музея современного искусства вместо потрепанных афиш рок-музыкантов и Ротко. И словно по мановению волшебной палочки змея превратилась в пестрого кота, лениво глядящего на нее с кресла так, словно жил здесь всю жизнь.

– Его зовут Август, – говорит Конни, выходя из спальни.

– А по-настоящему?

– Ты думаешь, коту нужен псевдоним?

– Квартира стала гораздо лучше, – объявляет Клэр, с одобрением оглядывая ее. – Но почему такая спешка?

Конни молча нажимает кнопку автоответчика. Голос Воглера: «Клэр, это Кристиан. Я только хотел сказать вам, что было очень приятно встретиться вчера вечером. – Потом смех, несколько смущенный. – Мы могли бы увидеться снова? Я не настаиваю, но если вы свободны… Позвоните мне, когда выкроите минутку».

– Позвонить?

– Непременно. Но поначалу разыгрывай неприступность.

Клэр садится в кресло, разувается и кладет ноги на стол.

– Я думала, мужчины главным образом из-за этого и становятся психопатами, – негромко произносит она.

– Оставь, Клэр, поднимайся. Дела не ждут.

От Клэр Роденберг (ClaireR@colormail. com)

Кристиану Воглеру (CV@nyscu)

«Кристиан!

Я хотела встретиться с вами вчера вечером, потому что думала, вы разумный человек и не станете пытаться перевоспитывать или осуждать меня. Я ошиблась. Отвержение того, что возбуждает меня, просто как некой извращенной реакции на мое горе, унизительно, а я очень доверяла вам, когда делилась секретом своей сексуальности. В определенном смысле я чувствую себя чуть ли не изнасилованной тем, что произошло вчера вечером. Вы скажете, это нелепо, если учесть фантазии, какие мне нравятся, но тут ничего не поделаешь. Наверное, я должна была понять раньше из ваших электронных писем, что вашей души в них нет. Но почему-то не поняла.

Черт вас возьми, Кристиан. Вы начали проникать мне в душу и мысли, а я туда мало кого допускаю – по причинам, о которых только что упомянула.

Не хочу преуменьшать того, как хорошо это было. Просто замечательно. Однако не думаю, что так будет снова. Теперь нам лучше распрощаться, вам не кажется?

Клэр

От Кристиана Воглера (CV@ nyscu)

Клэр Роденберг (ClaireR@Colormail. com)

«Моя дорогая Клэр!

Какая вы необычайная женщина!

Прежде чем предать меня забвению, не дадите ли мне хотя бы еще одну возможность? Сегодня вечером я буду в баре «Уилсон» с восьми часов. Он находится на Сорок третьей улице, примерно в квартале от Бродвея.

Если приедете, замечательно. Если нет, останется воспоминание.

Бар большой, мрачный, почти пустой; зал длинный, узкий. Стены ободраны до кирпича, свет идет только от свечей в стеклянных сосудах на каждом столе. Клэр входит туда ровно в восемь двадцать пять и видит Воглера, сидящего за столиком в глубине зала. Он читает книгу, повернув ее к свече.

Побывавшие здесь техники сообщили, что при подобном освещении делать снимки мини-камерой невозможно. Вместо нее у Клэр в сумочке микрофон, передающий звуки прямо в машину, стоящую на улице.

Когда Воглер поднимает голову и видит Клэр, его худощавое, аскетическое лицо медленно расплывается в приветливой улыбке.

– Ваше последнее электронное письмо затронуло нечто очень важное для меня, – начинает Воглер. – Вопрос доверия.

У Клэр мелькает мысль: он знает.

– Клэр, как вы думаете, мне можно доверять? – спрашивает он.

– Присяжные еще совещаются по этому поводу.