Он говорил про другой раз так, словно мы все втроем уже собрались делить каждую ночь. Мне бы хотелось… Но это полное безумие. Наше баловство ведь несерьезно. Разве каждый из них хотел бы всю жизнь делить меня с другим?
Разве я смогла бы выбрать, с кем остаться…
Пока я откинула эти тревожные грустные мысли. Сейчас я с ними, а что будет потом — неважно.
— Да, в другой раз, — сказала я, накрыла своей рукой руку Германа, которой он обнимал меня за талию, и вопросительно посмотрела на Рена. Он не стал лежать в стороне и наблюдать, как охотник медленно и глубоко всаживает в меня свой член, он придвинулся почти вплотную и спросил с горящим взглядом:
— Милая Лика хочет еще?
Я кивнула, чувствуя, что Герман опустился поцелуями к плечу и шее. Ласковые влажные губы и колючая щетина — трепет разносился под кожей райским вихрем.
— Ты уверена? — Рен положил указательный и средний пальцы мне на нижнюю губу, вынуждая открыть рот, и просунул их аж до корня языка, внимательно следя за ними.
Я кивнула снова сразу же, как он вынул скользкие от слюны пальцы, и дотянулась рукой к его члену. Твердый, напряженный, он ждал меня, моих ласк. Я сжала его в кулак и стала им двигать в такт толчков Германа. Рен добрался пальцами до клитора, мягкой щекоткой заскользил по нему — и я выгнулась в крепком кольце сильных рук, чувствуя, что вот-вот взорвусь от удовольствия.
Демон пил один за другим стоны с моих губ, прижимался все ближе, так что я оказалась в жарких тисках из двух мощных мускулистых тел. Яркие насыщенные чувства переполняли, распространялись по всему-всему моему существу. Как же я сходила с ума от них обоих… Их запахи, вкус поцелуев, ненасытные движения — мне сносило крышу от всего.
В один момент Рен ухватился за мое бедро, дернул ближе, закинул мою ногу себе на талию и ворвался туда, где только что был Герман. Ох, это чертовски бешено, порочно и горячо вот так меня делить. Я обернулась и поймала жгучий поцелуй. Охотник сразу же прокрался пальцем к свободной дырочке и стал там массировать, надавливать, будто вынуждал ее привыкать к вниманию. Пожалуй, это было непривычно приятно, заводило, добавляло еще огня уже к тому пожару, что горел во мне.
Только Рен разогнался так, что комнату наполнили звонкие быстрые шлепки тело и тело, Герман дернул меня к себе обратно, уложил на лопатки, закинул мои лодыжки себе на плечи и принялся вбиваться так глубоко, как казалось никогда прежде. Бурное наслаждение выталкивало из меня крики, Рен не остался в стороне, припал губами к моей груди, втягивая твердый сосок в тугой плен губ, сминая пальцами вторую грудь и мелко щипая. Герману добавили эти ласки ускорения и жесткости. Он озверел, будто наказывал меня за то, как я извивалась от ласк Рена. И его острая ревность меня только сильнее заводила. Я запустила пальцы в светлые волосы Рена, прижалась к его рту губами, кидая взгляд на мрачного Германа. Пусть обезумеет еще больше.
— Не играй так с нами, — вдруг прошипел демон, подхватил меня, с легкостью перекрутил и поставил на колени. Чья-то рука надавила на лопатки, вынуждая низко прогнуться и прижаться грудью к постели. Неясная тревога носилась колючей дрожью по телу. Сердце с адской скоростью таранилось о ребра, в горле першило от криков.
— Только без усердия, — послышался голос Германа. Что они собрались делать? — Рен сейчас вернется.
Скользкие пальцы проникли в лоно, растерли смазку везде под складочками, и снова вернулись внутрь. Я тихо застонала, уткнувшись носом в подушку. Герман не останавливал ласки, пока не зашлепали голые ступни по полу.
Рука Рена жестко сжала ягодицу, одну, вторую. Слабые шлепки пробежались по коже.
— Милая Лика очень плохая девочка. Решила сыграть на ревности? Захотелось сильнее разозлить? Но разозлила ты не Германа, а меня.
По ягодицам стеганул ремень — обжигающе остро, до потерянного дыхания, до сбившегося пульса. Я вскрикнула, и обожженную кожу растерла ладонь, еще больше заставляя кровь прилить к ягодицам. Рен шлепнул еще раз и еще раз, схватил мои запястья, связал их ремнем и начал меня трахать так разъяренно, что у меня звездочки затанцевали перед глазами. Я впивалась зубами в подушку, рычала, хрипло кричала, а тело тряслось в дикой лихорадке.
Пауза. Он вышел. Пульс набатом стучал в висках, а кровать будто покачивалась подо мной. Руки Германа легли на бедра — и бешеная скачка продолжилась. Они менялись раз в несколько минут, пока оба по очереди в меня не кончили.
Обессилев, я упала на бок, переводя дыхание. Каждая мышца мелко подрагивала, особенно ноги. В голове густой туман, веки не хотели подниматься. Волосы прилипли к коже, влажной от пота. Кто-то развязал мне руки, а по ягодицам побежала прохлада — Рен, похоже, накрыл их мерцающей серой пеленой.
Чей-то палец мазнул по клитору, и я дернулась.