Приманка для демона

— Если я буду передвигаться, как люди, то забуду, как путешествовать по теням, — пожал плечами Рен. — Что в сумке? Ты заезжал в магазин?

У демона оказался волчий аппетит. Как только в него все помещалось? Иногда мне казалось, он может съесть слона. Он пристрастился ходить вместе с Германом в спортзал и теперь стал еще мускулистее.

— Это для Анжелы. — Герман снял обувь и поднял сумку. — Оставишь нас наедине?

— Только ненадолго.

Наедине? Все так серьезно? Тревога раненой птичкой забилась у меня в груди. Слишком у Германа отрешенный вид — словно тогда, когда он еще скрывал свои чувства.

Рен скрылся за дверью кухни, и мы прошли в гостиную. Я с ногами забралась на диван, кутаясь в плед — стало прохладно, особенно от холода, который веял от Германа.

Он поставил сумку на журнальный столик, дернул молнию и достал изнутри толстые тетради.

— Что это? Твои конспекты?

— Это твои записи, — севшим голосом ответил Герман. — Твои воспоминания. Но прежде чем ты их прочтешь, я хочу извиниться за то, что солгал.

Я смотрела на тетради, словно на ядовитых пауков. Нет, не хочу возвращаться к прошлой жизни. Я больше не Мари. Честно говоря, я даже до сих пор не решилась поехать навестить маму и сестру, хотя Герман передавал мне от них просьбы увидеться.

— Ты не работала в эскорте и не продавала свое тело. — Он сел на диван напротив, сжимая в руках тетради, и смотрел на них. — Я тогда сильно разозлился на тебя, потому что ты меня обвиняла во всем, и ляпнул, чтобы встряхнуть… В общем, на самом деле ты зарабатывала деньги на лечение не совсем законным способом. Ты работала в подпольном казино, прикидывалась клиенткой и подпаивала мужчин, которые играли, чтобы они больше выкладывали денег. Если не веришь, можешь сама прочесть. — Он протянул мне тетради, но я оставила руки под пледом, не желая их брать. — Когда я готовил сценарий твоей новой жизни, мы много времени сидели в этой гостиной, на диванах, друг напротив друга. Я задавал тебе много вопросов, чтобы мой сценарий вышел безупречным, и пока я его продумывал, ты день за днем списывала ручкой листы. Говорила, что только своему почерку поверишь.

Герман отбросил со столика сумку и поставил стопку ближе ко мне.

— Я собирался эти тетради сжечь. Но рука так и не поднялась. Ты много трудилась, писала днями напролет. Для тебя было важно оставить себе будущей что-то. Прочти их.

Я не протянула руки, чтобы их забрать. Передо мной словно выросла стена, и я не хотела ее рушить. Мне хорошо в новой жизни, с новыми друзьями, с Германом и Реном. И я не хочу заглядывать туда, где было много боли и безысходности. Подозрения, что отец хочет убить мать. Родные в больнице, отсутствие денег, грязная работа в казино, на которую мне пришлось устроиться.

Да, с моей души упал камень, когда Герман признался, что не было никакого эскорта. Но и то, чем я занималась, было явно противно и могло закончиться для меня очень плохо.

Герман положил тетради рядом со мной на диван и, развернулся, чтобы уйти, но я быстро выпуталась из пледа и поймала его за руку.

— Останься, пожалуйста. Ты нужен мне.

Он застыл ненадолго, и я уже испугалась, что он все-таки уйдет, бросив меня наедине с водоворотом сомнений и гнетущих мыслей. Но Герман пару секунд спустя опустился на диван — между нами возвышалась стопка тетрадей.

— Ты часто улыбалась, когда писала, — сказал он, проведя пальцами по обложке с цветочками. — Думаю, я еще тогда влюбился в твою улыбку. Наверно, я в записях буду показан не в лучшем свете… Потому что кроме всего прочего ты меня пригласила на свидание, и я отказался.

— Да? Вот это я смелая была… — Я выдернула верхнюю тетрадь из-под пальцев Германа. Раз он говорит, что я улыбалась, то, может, там нет тяжести прожитых лет. Может, там только хорошее? — Ты ведь их читал?

Герман проигнорировал вопрос, кивком головы указал на тетрадь в моих руках. Мол, давай читай, не тяни. И я открыла первую страницу.

Мой почерк… Местами неровный, размашистый. Меня пробрало дрожью, когда я начала вчитываться в слова. Неужели это про меня?

Мари писала про счастливое детство, про сестренку, с которой они не разлей вода. Она моложе меня всего на два года, и мама всегда старалась никого из нас не выделять, дарила нам любовь и заботу.

Про отца ничего нет. Он не фигурировал в забавных историях из детства, не встречался в рассказах об отдыхе на море и будто не появлялся на днях рождениях.

Слезы скатились с глаз, я захлопнула тетрадь и принялась тащить нижнюю из стопки. Она вся развалилась бы, не придержи Герман ее вовремя.

И я бы сама развалилась, расклеилась, не будь Герман рядом.

Мари из-за мести вычеркнула отца из памяти? Я открыла тетрадь: она писала про одногруппниц с экономического, с которыми дружила и после выпускного, про то, что так и не устроилась на первую работу, только разослала резюме, когда мама и сестра попали в больницу. Ее приятель предложил поработать в казино, но о самой работе никаких подробностей.