Приманка для моего убийцы

Он сделал еще глоток. В груди, разогретой выпитым бренди, зрел еще более важный вопрос.

Что это значит для него? Влюбиться в женщину, с которой, возможно, он никогда не сможет иметь отношения?

Коул услышал вой волков. От этого звука волоски на шее встали дыбом. Ветер подул сильнее, меняя направление.

Коул посмотрел в сторону домика Оливии. Там все еще горел свет. Он видел его между похожими на привидения, светлыми стволами деревьев. Коул негромко фыркнул. Возможно, он наконец, после стольких лет, нашел того самого выжившего, которого искал, человека, выжившего вопреки всему. И этот человек помог ему на каком-то глубочайшем уровне понять, почему и он тоже выжил. Возможно, если бы он мог быть рядом с Оливией, помогать ей спокойно и комфортно двигаться вперед, строить с ней что-то на этом ранчо, то смог бы искупить свою вину за то, что столько лет назад украл жизни матери и брата.

Целибат мог быть платой за отпущение грехов.

Коул негромко выругался и сделал еще глоток. Это алкоголь говорил в нем. Оливия права. Он похож на отца.

Он точно так же цеплялся за несчастье, случившееся двадцать три года назад, как делал это его отец. Или оно цеплялось за них. За всех. Даже за Джейн.

* * *

Оливия набросила махровый халат и крепко завязала пояс. Волосы свисали мокрыми прядями, с них капала вода. Оливия подошла к шкафу и вытащила свои сумки. Открывая ящики, она начала выбрасывать вещи. Все до одной. Быстро, яростно.

Она закрыла «молнии» на сумках и остановилась. Эйс все так же крепко спал перед железной печкой, ничего не замечая вокруг, и Оливия любила его за это. Он был ее душевным равновесием. Она подошла к нему, присела на корточки и уткнулась лицом в его шерсть, впитывая его запах, смесь попкорна и псины. Эйс заворчал и перевернулся на спину. Оливия почесала ему живот. На нее неожиданно навалилась усталость.

Как только рассветет, она закончит упаковывать то, что осталось от ее скудных пожитков. Затем сложит вещи в свой грузовичок, предупредит оставшихся гостей о приближающемся буране, попрощается с Майроном и поедет по лесовозной дороге, пока снег не станет слишком глубоким. Когда наладят телефонную связь, она позвонит на ранчо и договорится о транспортировке Спирит туда, где найдет новый дом.

Оливия потушила керосиновые лампы, оставив только одну – возле кровати. Она откинула одеяло.

И у нее остановилось сердце.

На белой простыне лежала веточка шиповника с красными ягодами.

Ниже пылающей красной помадой были написаны слова:

«Пора заканчивать охоту, Сара.

Беги, беги…»

Оливия рванулась вперед и сорвала одеяло с кровати. Она смотрела на постель. Его запах, казалось, поднимался от постельного белья и заполнял ее ноздри. Он был здесь. Она чуяла его. Он лежал в ее постели. Она отпрянула назад, ударилась о шкаф. Прошлое было готово поглотить ее.

Из груди вырвался нечеловеческий крик.

Она снова была в лесу. Бежала на онемелых обрубках, в которые превратились ее ступни в холодных, мокрых кожаных ботинках.

Он нагонял ее. Тяжело дышал. Она слышала его шаги – негромкий стук на пружинящей подстилке из мха и иголок. Она упала. Она не могла двигаться дальше. Она понятия не имела, сколько времени пряталась в берлоге, но когда она из нее наконец вышла, он ее поджидал.

Она упала на спину, на еловые иголки. Он поднимался вверх по холму, глядя на нее в прицел ружья. Она знала, что время пришло. Он собирался сделать последний выстрел и убить ее. Он собирался вырезать ребенка из ее живота. Она была беременной оленихой, на которую его долбаный папочка никогда не позволял ему охотиться.

Лежа, она перевернулась на живот, подняла ружье. Дрожа всем телом, прицелилась, согнула палец на спусковом крючке и без колебаний нажала на него. Отдача ударила ее в плечо.

Пуля вонзилась в дерево у самого его лица. Кусочки коры и древесины полетели в него. Он застыл, опустил ружье, пошатнулся.

И упал.