Приманка для мужчин

Элизабет проглотила слюну. Да, она определенно клонила к тому, что Джарвис опозорил жену Гарта Шефера, надул его при дележе капиталов и оставил с делом, на котором невозможно разбогатеть, тогда как сам купался в деньгах, как свинья в грязи. Вот к этому она и вела, только никак не могла придумать тактический ход. У детективов в кино все выходит намного легче.

Осталось только передернуть плечиками и наивно хлопнуть ресницами.

— Ни к чему, а что? А управление автоматическое? — спросила она, погладив «Тендерберд» по крыше.

— Да. Переключение скоростей, тормоза, открывание окон, кондиционер, стереоприемник в двух диапазонах, — скороговоркой отбарабанил он. Ай да Гарт, умеет рекламировать товар. Удивительно, как все население города еще не перешло на гужевой транспорт.

— Хм… отлично. — Она прислонилась к машине, искоса взглянула на Шефера, не в силах оторвать глаз от монтировки в его руках. — Ужасно, как оборвалась жизнь Джералда. Вы, кажется, были знакомы с ним много лет. Что вы думаете об этом?

Шефер не двигался с места, но создавал вокруг себя такое напряжение, что Элизабет казалось, будто он притягивает ее к себе. Он вдруг стал ближе, больше, яростней,

Его ноздри трепетали, прокуренные зубы скалились, когда он со свистом выдыхал воздух.

— Убирайтесь вон, — процедил он, обеими руками сжимая монтировку и обходя капот «Тендерберда». — Мне нечего вам сказать.

Элизабет начала медленно отступать. Ее взгляд метался между лицом Шефера и инструментом в его руках. Она подумала о пистолете, оттягивающем ей плечо, но липкие от пота и холодные от страха пальцы сами собой вцепились в ремень сумки и никак не хотели его отпустить. Проглотив вставший в горле ком, она сказала:

— Мистер Шефер, не сердитесь. Я только…

— Искала, какую бы грязь тиснуть в своей газете, — с горечью договорил он. — Что произошло между мною и Джералдом, то похоронено двадцать лет назад. И я не позволю всякой швали вроде вас снова раскапывать это. Вас здесь не ждали — ни в моей мастерской, ни в этом городе. От вас одни неприятности.

Элизабет выставила перед собой руку, чтобы защитить себя по меньшей мере от его слов. И от монтировки тоже.

— Одну минуту. Не я же убила…

— Убирайтесь. Убирайтесь, — тесня ее к выходу, тупо твердил Гарт все громче и громче, пока наконец ярость не прорвалась сквозь внешнее равнодушие. — Убирайтесь! — взвизгнул он еще раз, как-то вдруг побагровев, и у него на шее надулись толстые, как веревки, жилы.

Он швырнул монтировку ей вдогонку, и она со звоном ударилась о бетонную стену. Элизабет забыла о гордости и достоинстве, повернулась спиной и побежала к «Кадиллаку», рванула дверцу, плюхнулась на сиденье, еле попала ключом зажигания в скважину. Шефер стоял на ступеньках и ждал. Элизабет безжалостно врубила сразу третью скорость и, только отъехав пару километров по шоссе, перестала ощущать этот холодный, темный взгляд у себя на затылке. Теперь можно было и подумать о силе чувства, взращенного двадцатью годами непрерывной ненависти и злобы.

…Пригнувшись к рулю своего двенадцатискоростного велосипеда, Трейс мчался по шоссе в сторону Стилл-Крик. Он жал на педали изо всех сил, сцепив зубы и опустив голову, но это не отвлекало от мрачных мыслей. В Атланте велосипед был для него дорогой игрушкой, сделанной на заказ в Италии, предметом зависти приятелей, а здесь всего лишь средством передвижения, что убивало всякое удовольствие от обладания им. Во-первых, ничего хорошего, когда мужчине не на чем ездить, кроме велосипеда. По гравийной дороге на велосипеде далеко не уедешь: Трейсу казалось, что почти все карманные деньги у него уходят на замену камер. А чего стоит так называемое шоссе — узкое, всего в две полосы, по которому ездят либо фермеры на тракторах, либо амманиты на своих повозках, либо старые пердуны на допотопных «Бьюиках», плетущиеся со скоростью улитки, потому что не видят дальше собственного носа.

А вот ему позарез нужна машина. С машиной все в его жизни пошло бы по-другому. Вместе с машиной он получил бы свободу и перестал бы одалживаться у Керни или кого-нибудь другого. Он не зависел бы от погоды, дороги, камер, восьмидесятилетнего старичья, которому водить машину уже не по глазам. Будь у него машина, он вихрем проносился бы мимо глупых богомольцев, и их клячи не дышали бы ему в затылок на каждом подъеме. С машиной он стал бы самостоятельным человеком. И, возможно, набрался бы смелости и пригласил погулять ту девушку, которую видел в пятницу в здании суда.

Господи, какая же она красивая. Синие глазищи, длинные густые волосы, улыбка, способная остановить часы. Она ему улыбнулась, ему, и он до сих пор балдел от этого. Посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась, как будто и не думала, что он паршивый выродок с Юга. От улыбки ее носик вздернулся, и веснушки на нем запрыгали.