Примархи

Пока она продвигалась к шпилю, за ней охотились. Сотрясения улья ощущались по всему городу, и нашлись те, кто занялся выяснением их неестественного происхождения. Ксалмагунди научилась контролировать свои эмоции и телекинетический кошмар, который порой накатывался вместе с ними. Ее внешность, казавшаяся многим ульевикам тревожной и ужасной, продолжала привлекать к ней внимание властей. Однако когда им не удалось задержать ее, и достаточно много людей стало свидетелями опустошительной мощи ее дара, пришли иномирцы.

Иномирцы со своими собственными талантами: безмолвные сестры, в присутствии которых предельные способности Ксалмагунди исчезали, и под взглядом которых было мучительно существовать. Она слыхала, что Сестер послал сам Император, и это действительно подтверждали их превосходные доспехи и вооружение. Ксалмагунди была не в силах понять, что могло быть нужно от нее Императору Человечества. Учитывая, что он прислал своих немых вооруженными до зубов, она не могла полагать, что причина была сколько-нибудь благой.

Убийство продолжалось. Отделение за отделением Сестер гнали ее по жилым кварталам и индустриальному ландшафту фабричных труб, однако никому из них не удалось завладеть добычей.

Ксалмагунди уставилась в огонь. Она наблюдала, как мерцают и пляшут языки пламени. Ее лагерь когда-то был какой-то виллой, жилым особняком офицера Имперской Армии или дворцового чиновника. Ветер свистел в обветшалой кладке и вокруг крошащейся мебели. Псайкер поплотнее натянула изодранный плащ — она привыкла к подземному теплу подулья и отапливаемых печами заводов. Чем дальше она продвигалась к шпилю, тем сильнее мороз впивался в тонкую бледную кожу.

Она пришла к шпилю Пентаполис именно потому, что он был давно брошен. Улей Хорона получил свое название благодаря пяти малым шпилям, которые выросли вокруг основного центра, будто корона, однако сотни лет назад его опустошила смертельная эпидемия. Каждая попытка заново колонизировать шпиль оканчивалась возрождением болезни, и требовались новые меры по изоляции Пентаполиса и очистке его от зараженных обитателей. Так что теперь шпиль-призрак оставался на горизонте предостерегающей легендой — он был слишком большим, чтобы его снести, и слишком свежим в памяти, чтобы предпринять очередную неизбежную попытку заново заселить и освоить драгоценное пространство.

Ксалмагунди потерла висок. У нее болела голова. Возможно, она слишком долго глядела в огонь…

Нет. По ней прошла дрожь осознания. Головная боль сперва была едва заметной, но неуклонно нарастала, как будто в мозг медленно входил нож. Ей уже приходилось чувствовать подобное раньше.

Времени не было.

Ксалмагунди перепрыгнула через огонь и помчалась по брошенной вилле. Она была легкой и гибкой, однако недолгая жизнь в качестве объекта охоты также сделала ее быстрой и сильной. Она была не одна в здании — в этом она была убеждена. Мгновением позже это подтвердилось, когда тонкие стены виллы пробили горячие лучи дневного света, и заряды болтеров раскидали по всей комнате осколки рокрита. Ксалмагунди заставила себя подняться.

Ее преследователи окружили строение, перемещаясь за стенами виллы. Теперь казалось, будто ей в мозг воткнули шесть ножей. Боль была мучительной, и в парализующей агонии она не могла найти дорогу к той части самой себя, на которую обычно полагалась в подобных обстоятельствах. Той части разума, в которой страх и разочарование плавно переходили во внезапное телекинетическое разрушение. Она могла думать лишь о том, как переставлять ноги. Нужно было уходить. Не только для того, чтобы ее не разорвал огонь болтеров, но и чтобы избавиться от накладывающегося друг на друга влияния сестер.

Стены по обе стороны от Ксалмагунди взорвались, когда по ней открыли стрельбу еще двое невидимых нападавших. Вилла превратилась в смертельную западню, средоточие перекрестного обстрела — даже на бегу она ощущала, как шальные заряды дергают развевающийся позади плащ.

Разрушенная кладка начала падать на пол, и показались охотники на Ксалмагунди: золотистые видения в шлемах с плюмажами, украшенные белым и багряным. Они держали яростные болтеры и гнали Ксалмагунди по вилле.

Она вырвалась из тени на крышу приподнятой террасы и ослепла от неожиданного дневного света — ее большие черные глаза жительницы подземного мира были сверхчувствительны даже к скудному солнцу Друзиллы. Она затормозила и остановилась, выставив тонкую руку перед накрытым капюшоном лицом, и ей пришло на ум, что все это могло входить в план Сестер. Она была быстрой и ловкой, но не могла уйти от болтерного заряда на открытом пространстве. Посреди битвы, когда воздух обжигали камни и выстрелы, ее инстинктом было убегать. Ни один снаряд не смог достать ее в хаосе, а теперь, когда она оказалась на террасе, болтерный огонь полностью прекратился. Ксалмагунди не могла отделаться от ощущения, что ее загоняют точно так же, как подульевики пробивались по туннелям, направляя верминипедов в ожидающие сети товарищей.