Приметы весны

Он не знал, что сказать. Резкими движениями снял пиджак и повесил его на стул, потом подошел к письменному столу и взял какую-то книгу. Он чувствовал на себе неотступный взгляд Шурочки.

— Ты была в милиции? — спросил он.

— Была, — не выговорила, а прошептала Шурочка.

— Почему не сказала? — укоризненно спросил Коваль.

Взглянув на Шурочку, он встретил полные слез глаза.

— Не знаю… Боюсь…

Шурочка упала перед ним на колени.

— Мишенька!.. Прости меня, Мишенька… Прости… Я ничего не понимаю.

Коваль хмуро свел густые черные брови. На какой-то миг мелькнула жалость в его глазах, но вот они опять стали сосредоточенными и рассудочными.

— Встань, Шура, — сказал он властно.

Шурочка покорно встала и испуганно взглянула на мужа.

— Ты почему прощенья просишь?

— Мишенька… милый, не спрашивай.

Шурочка прильнула к Ковалю, он ощутил ее слезы на своих щеках. И знакомый запах духов, которые подарил ей к именинам.

— Я все знаю… Только почему от других?

Глаза Шурочки были полны слез. Она закрыла их, и слезы текли по щекам.

Коваль прикусил губу и сказал сурово:

— Если каешься, должна сказать в чем… Я все равно знаю.

Шурочка не открывала глаз, точно боялась взглянуть на Коваля.

— Не могу… боюсь… — шептала она.

— Говори.

— Прости… Запуталась… Я и сама не знаю, как получилось… Я скучала, а он так ласков был со мной…

— Кто?

— Коломиец…

Шурочке показалось, что невыразимо страшное обрушилось на нее, что стены дома рушатся… весь мир рушится. И среди огромных глыб камня, острых, вонзающихся в тело, в сердце, в мозг, — что-то совсем маленькое… Крохотка. Капля… Она…

Шурочка раскрыла глаза. Комната повернулась вместе со всем, что было в ней, и стала на место. Коваль стоял у стола. Она услышала, как кто-то сказал:

— Вот так!

И как будто кто-то другой сказал:

— Вот так, значит, дорогой товарищ.

Она долго не могла понять, кто произнес это. Потом увидела Сигова, стоявшего рядом с домработницей у двери.

Сигов что-то сказал Клаве. И она ушла. Потом Шурочка увидела, что Сигов направился к ней. Она хотела подняться, но не могла и осталась лежать на полу. Меркнущее сознание запечатлело обрывок фразы:

— Чего же ты стоишь?

…Шурочка тут же очнулась. Первое, что она увидела, был солнечный луч, забившийся в угол комнаты. «Уже поздно, вечер», — подумала она. И увидела встревоженное лицо Коваля. Он склонился к ней.

— Успокойся, Шура…

Он бережно поднял ее и усадил на диван.

— Ты лучше ложись, сейчас я принесу подушку.

— Не надо, — прошептала Шурочка, хотя ощущала страшную слабость. — Я посижу. Уже все прошло.

Потом Сигов что-то рассказывал, но Шурочка не могла уловить нить разговора. Какое-то давящее безразличие сковало всю ее с головы до ног. Только когда Сигов вдруг поднялся и сказал: «Ну, я вижу, теперь все в порядке. Пойду», — она испуганно воскликнула:

— Не надо, Иван Петрович… Сидите… Сейчас обедать будем.

Он поблагодарил и хотел все же идти. Но Шурочка принялась его уговаривать. Ей страшно было оставаться одной… с Мишей.

— Останьтесь… Я уже совсем хорошо себя чувствую. Пообедаем.

Она взяла себя в руки, встала с дивана и пошла на кухню.

Сели за стол. Шурочка выглядела совсем спокойной.

Клава подала колбасу, сыр, жареную рыбу и тоже села за стол. Она оказалась рядом с Сиговым. Не обращая внимания на ее смущение, Сигов принялся расспрашивать ее:

— Из Марьевки, говоришь? Под Воронежем? Знаю, знаю. Не под Воронежем это, дорогой товарищ. От Воронежа это далеко, к Украине ближе. Ольховатский район. Знаю. Там по-украински все разговаривают.

Клава обрадованно кивала головой.

— И справди. У нас вси по-украинскому говорять.

— Знаю, знаю, бывал там. Ну, а ты что дальше думаешь делать?

— Не знаю.

— А кто же знает? Подумать надо. Всю жизнь не будешь в домработницах, у чужих людей.

Клава смущенно прикрыла рот уголком косынки.

— Или хозяева такие хорошие, что бросать не хочется?

— А чого ж, и справди хороши.

— А бросать их все-таки надо. Ты девонька молодая, здоровая. Пошла б на завод, специальность получила бы. Специальность, она пригодится, когда замуж выйдешь тоже. А специальности не будет — от мужа будешь зависеть. Сейчас от хозяйки, а потом от мужа… А муженек, небось, уже на примете есть. Так?

Клава покраснела.

— Ну, раз краснеешь, значит есть. У нас на заводе парней много хороших. Как на подбор.

— Та знаю! — сказала вдруг Клава бойко.

— Кого же это ты, интересно, знаешь?

— Земляки тут.

— Кто?

— Чернов, Рыжов… Гнатюк.

— Саша Гнатюк?

— Он самый. Мы ж з одного села.

Она снова покраснела.

Сигов сделал вид, что не заметил ее смущения.

— Это парень хороший. Ты с ним поговори насчет работы. Он тебя сразу сагитирует на завод пойти. Он вот целый табор хочет сагитировать. Люди сейчас нужны. Сидеть без дела грех.

Шурочка почти не слушала разговор, только при последних словах Сигова у нее мелькнула мысль: «Не обо мне это он?»

Сигов уже заговорил о другом. Ему очень понравилась рыба, он съел уже третий кусок.

— А у нас не жарят рыбу с луком. Вкусно. Посоветую своей жинке перенять опыт.

Он подробно расспросил Клаву, как она готовит рыбу, два раза повторил с ее слов рецепт приготовления. Потом распрощался. Коваль пошел его провожать.