Читаем Примириться с ветром полностью

— Вот там я вчера неплохой коктейль попробовала. С привкусом авока­до. Безопасный для жизни, — Печальница кокетливо подмигнула, растянув пухлые губки в улыбке. — Или тебя манят напитки с большим градусом, позволяющие рассудительность загнать в самый дальний угол подсознания? Я не против бокала хорошего вина. Хотя мой предыдущий кавалер любил смаковать мартини. Пытался и меня приучить. Не вышло. Не мой напиток, не мой. Кстати, то же могу сказать и о пиве.

— Сравнение — супер: мартини и пиво.

В эту минуту Печальница напоминала мне Наташу Ростову накануне пер­вого бала. Столько в ней было искренней непосредственности, внутренней растерянности и сдержанной несдержанности, что я не удержался и, легонько повернув девушку за плечи к себе, жадно припал к ее пересохшим губам. На мгновение почувствовал, как она напряженно встрепенулась — и обмякла. Наши дыхания смешались, словно ветры с востока и запада или два подвод­ных океанских течения. В моей голове мелькнуло молнией: из этого должно что-то родиться. Именно «что-то», а не «кто-то». Прошу не путать.

— Ты словно многоугольник, весь состоишь из угловатых неожиданно­стей, — поправляя волосы, сказала Печальница. Она избегала смотреть мне в глаза. И куда подевалась ее недавняя уверенность? Безразличное «что за проблема, целуй». Сейчас девушка напоминала перепуганную птичку, попав­шую в силок. Даже гибкие изящные руки были похожи на обессилевшие крылья со слегка помятыми перышками.

— Знаешь, когда тебя увидел, сразу дал тебе прозвище Одиночница- Печальница. Не обижаешься? — Мое признание давало девушке возмож­ность прийти в себя, избавиться от непонятной мне растерянности.

— Довольно точно схватил суть характера. Да, я одинокая и печальная. Хотя часто внешность бывает обманчивой. Я это знаю.

Взяв в баре по коктейлю, мы вышли на небольшую террасу монолитного каменного козырька-выступа. Надежного, прочного, нерушимого. Десяток пластмассовых столиков со стульями (во всех странах на всех континентах они одинаковы) были заняты расслабленной, устало-безразличной публикой. Ночь была наполнена разноязычным говором. Словно после падения Вавилонской башни. Мы подошли к голубым перилам, увитым виноградной лозой, которая росла в довольно большой кадке-бочке и была закреплена с обратной стороны террасы. Медленно потягивая коктейль, я всматривался в открытое всему миру лицо Печальницы. Щеки у нее порозовели, а на переносице залегла маленькая складочка. Моя девочка сосредоточенно о чем-то или о ком-то думала, словно на госэкзамене в университете.

— Не умею я борщи варить, и супы тоже не умею. Зато могу сыграть на пианино «Детские сцены» Шумана. Вот так! — объявила неожиданно.

— Ага. К жизни относишься адекватно. Не все еще потеряно. Сразу при­знаюсь: люблю борщи и супы, восторгаюсь Шуманом. Придется, моя малень­кая, учиться готовить, овладевать секретами приготовления первых блюд. Ничего, найдем курсы поварского искусства. Не переживай.

— Я и не переживаю. Это тебе стоит поразмыслить: на ту ли запал?

— Понял, к чему клонишь, не дурак.

Мы допили коктейли, преодолели пять ступенек от бара до тротуарной до­рожки и, лавируя между группками туристов и парочками, свернули в менее люд­ный переулок. Здесь многоцветие витрин не было таким буйным, казалось приглу­шенным. Меньше кафешек и баров, на глаза попались пару бистро и пиццерий.

— А ты знаешь, что все европейцы, в том числе и мы с тобой, потомки семи женщин. Всего семи.

— Откуда такая осведомленность? — меня удивила причудливость, непо­следовательность мыслей Одиночницы-Печальницы.

— Интересуюсь не только юриспруденцией. Так вот, это открытие стало возможным благодаря новейшим достижениям генетики. Слышал о такой науке? Слышал, — ответила на свой же вопрос девушка. — Исследования определенной, не помню, какой конкретно, молекулы ДНК у разных людей позволили определить, кем были наши древние прародительницы и в какое время они жили. А жили они в доисторическом Средиземноморье. Возможно, где-то поблизости. Видишь, сколько неслучайных случайностей переплелось на этой земле. Огромная, доисторическая паутина сплетена под этим небом невидимыми и неведомыми силами. Впрочем, двигаемся дальше. Один английский генетик дал этим женщинам условные имена. Я их запомнила. Возможно, когда-нибудь, выйдя замуж, — прижмурившись, словно кошка, Печальница ухмыльнулась, — назову своих детей этими именами.

— Мечтаешь родить семь дочерей? — я едва не споткнулся на ровном месте.

— Почему бы и нет? Послушай, какие красивые имена: Урсула, Ксения, Елена, Велда, Тара, Катрин и Жасмина. Правда, красиво?

— Ничего необычного. Распространенные имена. Неужели Елена — редкое имя? У нас в Минске половина женщин и девушек бегают с таким редким именем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза