Принимаю бой

Вечером 23 июня 1770 года русские обнаружили эскадру «Крокодила» между островом Хиос и побережьем Малой Азии: 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и свыше полусотни других судов, на которых было 1430 орудий и 16 000 моряков.

Русская эскадра состояла из 9 линейных кораблей, 3 фрегатов, бомбардирского корабля и 4 вспомогательных судов, которые насчитывали 736 орудий и 5000 моряков.

Превосходство врага не устрашило Спиридова. Всю ночь команды готовились к бою. На рассвете 24 июня эскадра снялась с якорей и направилась в Хиосский пролив. На «Евстафии» взвился красно-белый флаг и раздался пушечный выстрел. Это означало: «Гнать на неприятеля!»

Адмирал Спиридов, в парадном мундире, при всех орденах, с обнаженной шпагой, отдавал приказания. Канониры стояли у заряженных орудий, держа в руках фитили. За высоким фальшбортом укрылись солдаты с пиками и абордажными топорами в руках.

Турецкие суда стояли в три линии. Впереди линейные корабли, за ними фрегаты, каравеллы, бригантины…

Расстояние быстро сокращалось. Гассан-бей дивился и недоумевал: это безумие вступать в бой с флотом, превосходящим русских вдвое числом кораблей и пушек и втрое числом моряков.

Кронштадтские корабли приближались. Осталось всего три кабельтовых, а они почему-то не стреляли. Гассан-паша не выдержал, приказал открыть огонь: надо остановить этих отчаянных северян, остановить во что бы то ни стало!

Грохнули пушки, и у бортов русских кораблей упали сотни ядер.

— Подходить ближе! — приказал Спиридов.

Когда до противника осталась дистанция пистолетного выстрела, эскадра окуталась дымками выстрелов. На корме «Евстафия» грянул оркестр.

— Играть до последнего! — крикнул адмирал.

«Евстафии» стрелял в упор по адмиральскому кораблю «Реал-Мустафа», и ядра насквозь прошивали врага.

Гассан-паша стоял на шканцах, и в ярости грозил кулаком командиру «Евстафия».

Гонцы на быстрых шлюпках доставили его приказ всем кораблям — сосредоточить огонь по «Евстафию».

Корпус «Евстафия» содрогался от ударов тяжелых ядер. Рухнули паруса, загорелись снасти. Корабль начало сносить течением на «Реал-Мустафу».

Сильный удар, треск ломающегося дерева… «Евстафии» навалился на турецкого флагмана.

— На абордаж! — приказал Спиридов. — Вперед, ребята!

Более пятисот солдат и матросов бросились на палубу «Реал-Мустафы». Началась яростная рукопашная схватка. Бились насмерть.

А на палубе «Евстафия» играл оркестр.

Русский матрос прорвался к кормовому флагу турецкого корабля. Защищая знамя, турки прострелили ему правую руку, отсекли кисть левой руки. Матрос зубами вцепился в полотнище и сорвал его с флагштока. Изорванный в клочья флаг доставили Спиридову.

Турки стали бросаться за борт.

— Назад! — закричал Гассан-паша. — Аллах поможет нам!

С саблей в руке «Крокодил морских сражений» рванулся в гущу боя, но, получив удар топором, прыгнул за борт и поплыл к ближайшей шлюпке.

«Реал-Мустафа» горел, пламя перекинулось на «Евстафии». Русские матросы пытались на шлюпках оттянуть «Евстафии» от турецкого судна, но безуспешно. Тогда Спиридов перешел на другой корабль, продолжая руководить сражением.

Вскоре на палубу «Евстафия» с грохотом упала горящая грот-мачта турецкого корабля. Ее обломки угодили в пороховой погреб, и корабль взорвался. Но вслед за ним взлетел на воздух и «Реал-Мустафа».

Турецкие корабли в беспорядке отходили в Чесменскую бухту под прикрытие береговых батарей. Русская эскадра стала у входа в гавань, заперев выход вражескому флоту.

Подвиг экипажа «Евстафия» вызвал всеобщее восхищение.

«Все корабли с великой храбростью атаковали неприятеля, все с великим прилежанием исполняли свою должность, — говорилось в донесении в Петербург, — но корабль адмиральский «Евстафии» превзошел все прочие. Англичане, французы, венециане и мальтийцы, живые свидетели всем действиям, призналися, что они никогда не представляли себе, чтоб можно было атаковать неприятеля с таким терпением и неустрашимостью».

Моряки издревле считали, что лучший памятник погибшему кораблю — его имя на борту нового. Таких памятников «Евстафию» было четыре. Последний — линкор «Евстафии» вступил в состав Черноморского флота в 1910 году. 5 ноября 1914 года он принудил к бегству германо-турецкий линкор «Гебен», обладавший двойным превосходством в артиллерии.

Реликвии с чесменского «Евстафия», поднятые водолазом со дна Хиосского пролива, вот уже семьдесят пять лет украшают Морской музей.

«Честь Всероссийскому флоту»

Под стеклом — пожелтевшая старинная грамота. Выцветшие строки говорят о том, что она пожалована Дмитрию Сергеевичу Ильину по поводу награждения его орденом Георгия IV степени за мужество и храбрость в Чесменском сражении. И подпись: «ЕКАТЕРИНА».

Стоп! Кто-то недавно интересовался Ильиным. Вспомнил: письмо из Владивостока. Матросы одного из кораблей Тихоокеанского флота просили сообщить, какие материалы имеются в музее о лейтенанте Ильине, рассказать о судьбе героя.

Почему тихоокеанцы интересовались человеком, жившим два века назад?