Принимаю бой

Через некоторое время Рябова и Борисова опять повели в каюту. Борисов толмачил, то есть переводил со шведского. Шведы опять сулили Рябову большие деньги за проводку эскадры. И снова, избив поморов, отправили их под замок.

А потом внезапно открылся люк, трюм осветили солнечные лучи. Солдаты вытолкали поморов на палубу, провели к командиру фрегата.

— Указывайте путь в Архангельск. Если что случится…

Швед показал на пеньковую петлю, свисавшую с реи.

Четыре вражеских корабля остались в заливе, а два фрегата и яхта направились в Северную Двину.

Иван Рябов был хорошим, опытным лоцманом. Он много раз водил по своенравной реке «торговые разных земель корабли». Но теперь на родной дом шел враг… Нет, не бывать свеям в Архангельске! У вожа созрел дерзкий план.

Рябов перекрестился и встал рядом с рулевым.

— Мало лево!.. Мало право!..

Попутный ветер туго надувал паруса.

Посадить корабли на мель можно было в любом месте, лишь опоздай малость с подачей команды. Но рядом дрейфовала эскадра, шведы снимут суда с камней и уйдут безнаказанно. Рябов решил повременить до Новодвинской крепости, расположенной в самом узком месте речного фарватера. Из разговоров со шведами вож понял, что они не знают о том, что уже год как на берегах реки «градодельцы и всякие вымышленники к городскому строению» денно и нощно возводят грозные бастионы. И хотя крепость не была закончена постройкой, пушкари стояли в полной готовности.

Показались очертания каменных башен. «Пора», — подумал Рябов и приготовился дать команду, как вдруг его схватили за плечи, потащили, втолкнули в каюту. Вслед за ним бросили туда и Борисова.

— У, опять… опять обманом взять думают, — волнуясь, проговорил Борисов. — Ты видел? А? Видел, как от крепости баркас-то отошел? Вот они нас и убрали с палубы.

На подходах к крепости шведские солдаты попрятались, а морские офицеры, скинув мундиры, напялили кафтаны.

— Что за фрегаты? Куда идете? — окликнули русские.

Шведы что-то ответили. Снова послышались удары весел, баркас подходил. «Неужели и этих пленят?» Рябов мучительно раздумывал: «Что предпринять? Вырваться из каюты? Но рядом дюжие молодцы…» И тут с баркаса грохнули выстрелы. «Заметили обман, заметили!..»

Дверь каюты распахнулась, несколько шведов с искаженными от ярости лицами чуть ли не волоком потащили Рябова с Борисовым к штурвалу.

Вражеские солдаты в зеленых мундирах и медных касках, лежа на палубе, вели огонь по баркасу.

— Веди в Архангельск! — приказал Рябову шведский офицер. — Быстрее!

Отряд кораблей двинулся вперед.

— Лево руля! — отчетливо и зычно скомандовал Рябов.

Борисов перевел, но швед-рулевой медлил. Рябов, оттолкнув его, сам крутанул огромный штурвал, и тут… тут фрегат с ходу врезался в песок, по палубе с грохотом покатились ядра и бочки. Следом выскочила на мель неприятельская яхта, а третий корабль едва успел отвернуть в сторону.

— Расстрелять! — бешено рявкнул командир фрегата.

Раздались выстрелы. Борисов был убит наповал. Рухнул и Рябов. Он услышал, как открыли огонь русские крепостные пушки, и смежил веки.

Вскоре шведы сбросили поморов за борт. Студеная вода ожгла тяжело раненного Рябова, но он, напрягая последние силы, поплыл…

А крепость посылала ядро за ядром. И уже ринулись на врага десятки больших лодок с солдатами.

Бой длился более суток. Оставив убитых, шведы бежали на шлюпках. Русским достались пять флагов, новехонькие пушки, много ядер и гранат.

Прозоровский не поверил в столь быструю и решительную победу, ему привезли неприятельский флаг и ядро с плененного фрегата, и только тогда воевода потрусил в Новодвинскую крепость.

Шведские суда были сняты с мели и торжественно приведены в Архангельск. Царь Петр написал: «Зело чудесно, что отразили злобнейших шведов».

Весь Архангельск праздновал победу, а Рябов сидел… в сыром каземате: князь Прозоровский обвинил его в нарушении запрета на плавание. Напрасно корабельный вож доказывал, что он не по своей воле отправился за рыбой — его послал настоятель монастыря, что он, рискуя жизнью, посадил вражеские корабли «напротив пушек»…

Рябова били палками, били плетьми, заковали в кандалы, объявили изменником.

Летом 1702 года в Архангельск приехал Петр I. Он вручил Новодвинской крепости боевое знамя, офицеров повысил в чинах, солдат наградил деньгами.

— А где ж тот лоцман, что посадил шведов на мель? — поинтересовался Петр.

Ему ответили: в тюрьме, мол, Иван Рябов.

— Он поступил, как Публий Гораций Коклес, — молвил Петр и приказал немедленно освободить лоцмана.

(По легенде, прославленный древнеримский герой один защищал переправу через Тибр от этрусков; защищал до тех пор, пока мост не разобрали, отрезав врагов от Рима.)

Рябова привели, Петр поцеловал его в голову, подарил кафтан со своего плеча, навсегда избавил от всех повинностей и податей.

— Ну вот, здесь и должен быть этот флаг, — сказал работник музея, вволя архангельских матросов в хранилище знамен.