Приносящая надежду (СИ)

Лучше бы Милит дал мне уйти. Никогда я не пойму людей. Почему они не видят милосердия в последнем ударе? Эльфы, говорят, лишены великодушия… Пусть умирают подольше и помучительнее, кинжал в сердце – это слишком легко.

Это слишком легко для тебя, Гарвин. И ты это понимаешь.

Маркус оттащил в подальше тело эльфа. Было слышно, как он возится в темноте, как заваливает труп камнями. Милит напоил Гарвина и влил воду в рот шута – тот был без сознания, но глотал жадно. Иссушающий огонь. Иссушающий. Заурядное боевое заклинание. Сколько раз ты применял его, Милит?

Вернулся Маркус, голый по пояс, с мокрым торсом, неся в руке рубашку, сел возле Лены и бережно, едва касаясь, погладил ее по голове. Лучший друг, какой только может быть у человека. Или эльфа.

– Ты прости, – тихо сказал Милит, – но я… я не мог.

– Да ладно. Сделано.

– Я хочу объяснить…

– Зачем? Разве я осуждаю? Я бы, наверное, тоже не смог… думал, что не смогу. Даже в голову не приходило, что решился был. А решился. И какая разница, почему решился.

Застонал шут, шумно втянул в себя воздух.

– Как она? Маркус…

– Так же, – заглянув Лене в глаза, сказал Маркус. – Дышит ровно, кожа теплая. Кровь больше не идет.

– Она поправится, – вытолкнул Гарвин. – Это пройдет. Я вижу… вижу ее Искру. Как уголек. Это хорошо. Если бы… Охххх…

Он замолчал, борясь с болью. Шут попросил воды, и Маркус выпоил ему две полные кружки. Примерно литр. В воде озера отражались звезды. Звезды во всех мирах были если не те же, то очень похожие. Похожие на те, что дома. Лена астрономии не помнила даже в пределах школьного курса и из всех созвездий знала только Большую Медведицу, Кассиопею и Орион. Они были здесь, только в разных местах. Все миры – на Земле. А уж какие они, параллельные или какие-то еще, какая разница. Все равно никогда этого не узнать.

Я толкнул ее слишком сильно. Слишком. Так испугался за нее, что совсем перестал соображать. Кем надо быть, чтобы желать смерти Светлой? Ох, Делиена, прости, прости старого дурака…

Никогда мне не понять эльфов. Чужие они. Милит, если бы было нужно, этого мага лично на мелкие кусочки порезал бы, и продолжалось бы это дольше, чем Гарвинова некромантия, и чувствовал бы себя этот маг ничуточки не лучше, однако вон мы какие честные… Добро б верили они в другую жизнь или там в загробный мир. Верят же кое-где. Ан нет, ни во что не верят, покойников даже не хоронят, а сжигают, чтоб ничего не оставалось, а некромантия пугает до икоты. Зарезать друга готов, потому что милосердно… И зарезал бы, и даже не снился бы ему потом Гарвин. А я не могу последний взгляд Интара забыть. Знаю, что он умер бы, не живут с такими ранами, и умер бы плохо, не простили бы ему, постарались бы продлить мучения… и как постарались бы… Он даже не просил, он умолял, и я знаю, что сделал правильно… и седьмой десяток лет вижу его глаза. Что Делиена сказала бы? Ох избави меня древние боги от того, чтоб она об этом узнала… Ну что же ты, девочка… Приди в себя. Твой шут жив, Милит уверен, что будет жить, и даже изуродован не будет, хотя тебе все равно, ты его всякого любить будешь, слепого, искалеченного, обожженного… Так любить, как может только Светлая. Прости меня, девочка, прости…

Рассвет снова облил розовым дальние вершины. Шут, захлебываясь, пил воду, сдерживая стоны. Гарвин лежал неподвижно и смотрел в небо. Милит наклонился над ним.