«Я изучал своего отца, изучал свою мать, – сказал он. – Если ты знаешь, откуда ты, и знаешь, сколько сейчас времени, ты доберешься туда, куда идешь».
После шоу Кирк прислал мне сообщение. Принс хотел, чтобы я был на вечеринке, которая скоро начнется в баре «Ария» на набережной. Когда я пришел, то увидел, что толпа уже заполнила это место, которое было окутано пурпурным светом по случаю праздника. За углом тянулась очередь. Внутри бар был украшен искусственными хрустальными люстрами, а над барменами висела одна и та же фотография Ред Булла и водки, повторенная трижды. В комнате чувствовалась напряженная многообещающая энергия новогодней вечеринки в 23:30, с оговоркой, что полночь (в данном случае – Принс) может никогда не наступить.
Примерно через полчаса Принс с важным видом вошел через черный ход и поманил меня с другой стороны ограждения. Трость в его руке лишь усиливала королевское влияние.
«Сегодня вечером я был в другом настроении», – сказал Принс, когда я спросил, как ему шоу. Он был счастливее, меньше осознавал себя. Мы сидели на плюшевом диване с мраморным подносом клубники в шоколаде перед нами, а Кирк стоял на страже. Промоутеры концерта сидели с другой стороны. Принс справился с непростой задачей – вести разговоры сразу со всеми нами, при этом более чем небрежно кивая головой в сторону Ohio Players и давая толпе повод для веселья.
«Я был рад на сегодняшнем концерте услышать Purple Music», – сказал я. Это был украденный трек 1982 года, постоянно циркулировавший среди контрабандистов и, по стечению обстоятельств, тот самый, который я слушал чаще всего с тех пор, как впервые понял, что хочу работать соавтором Принса.
Принс кивнул. Мне казалось, что он выглядел счастливым. «Это был первый раз, когда я играл эту песню вживую, – сказал он. – Кто-то сказал, что они записали это. Возможно, я ее выпущу».
Но это открытое отношение не касалось каждой песни из его списка. Когда диджей поставил Head, один из его самых непристойных номеров, он сразу же выключил его. Потом он захотел поговорить о делах. Он наклонился вперед и обеими руками ухватился за трость. На нем были черные кожаные перчатки с его символом.
«Ты говорил с Random House?»
Я ответил, что рассказал им о написанных Принсем страницах.
«Теперь у тебя есть власть, – сказал он. – Научись управлять ею. Это ты, это я, и это они. Убеди их, что они должны предоставить это все мне. Даже совсем ненадолго. Я не хочу, чтобы они опубликовали это, словно какой-то сборник стихов».
«Не будут, – сказал я. – Даже если вы думаете, что книгоиздание может быть скучным».
«Уже нет, – сказал он. Он встретился со мной взглядом. – Я доверяю тебе. Скажи им, что я тебе доверяю».
Я был потрясен и ошеломлен. Мне казалось, что я встал на путь чужой жизни и рано или поздно какая-нибудь космическая курсовая поправка приведет все обратно в норму. Я съел клубнику в шоколаде.
«Я посмотрю твои записи и буду обращаться к ним по пунктам. Найди стенографистку, – сказал он мне. – Я бы предпочел, чтобы это была женщина. Или же ты можешь печатать все самостоятельно. Я дам тебе страницы. Я доверю тебе их».
Он вышел и с минуту потанцевал с толпой, а потом снова спрятался за ограждение бархатной веревки. Пошептавшись и улыбнувшись Кирку, он указал головой на женщину в леопардовом платье: «Кирк говорит, что хочет, чтобы вы заполучили номер телефона “Леопардового Принта”». Через несколько минут он снова заговорил о ней. «Разве ты не должен танцевать там, с Леопардовым Принтом? Ты женат?»
Какая странная вещь – доверие, подумал я. Принс обещал дать мне первые и единственные страницы, которые он написал о своей жизни, но он даже не знал, женат ли я. Я нашел это воодушевляющим. Возможно, это и было бесцеремонно, но все, что ему было нужно для проверки истории, это долгий честный разговор с кем-нибудь.
Примерно в три часа ночи мы ушли из Aria через кухню. В служебном гараже нас ждал внедорожник «Ауди». Мы с Принсем сидели на заднем сиденьи и ехали сквозь тишину Мельбурна в предрассветные часы. После неумолимого шума и театральности бара эта тишина была желанной. Я обнаружил, что не могу сказать ничего, что стоило бы того, чтобы нарушить тишину. Принс смотрел в окно на закрытые ставнями магазины, пустые улицы. Мне казалось, что мы единственные люди в городе.
«Мы должны провести акцию счастливого билета, – сказал он после нескольких минут молчания. – Объединим книгу с каким-нибудь другим призом – возможно, мы сыграем концерт для победителя. Пусть победитель расскажет свою историю».
Его голос звучал измученно, как будто он не мог отвлечься. Он всегда работал так: продвижение проекта и принятие проекта в мире существовали для него параллельно друг другу. Он обсуждал маркетинг книги так же часто, как и ее написание, всегда с ловким пробным подходом к предпринимательству, который больше напоминал мне эффективного владельца малого бизнеса, чем международную суперзвезду.