Мой мозг всегда был гиперактивным, и провалы в памяти происходили обычно из-за чрезмерного мышления. В основном, я воспитывался нормалезненным (внимание, новое слово) образом жизни… всегда смотрел на это сквозь гиперреальность. Моя школьная учительница не могла просто быть человеком, преподававшим алфавит и математику. Она должна была быть добровольным участником соревнований по борьбе в грязи между мной & другими учителями в школе. Этот конкурс начался в моих фантазиях, как только
Последний припадок, который
Она рассказала мне, что вскоре после этого эпизода я подошел к ней и заявил, что приходил ангел и сказал, что больше не буду болеть. У меня больше никогда не было припадков.
Мама была большой общественной фигурой. Думаю, что мне придется добавить целую главу о ней. Всякий раз, когда появляются документальные фильмы о Северном Миннеаполисе, они упоминают ее первее, чем меня. Вы спрашивали о женском принципе. Я бы сказал, что у африканских женщин есть негласный язык. Это практически первобытно. Никто не может управлять деревней так, как африканские женщины. С одной стороны, они всегда на виду друг у друга – вы не можете сохранить секрет, потому что они болтают со всеми подряд. С другой стороны, они знают, что вам нужен еще кто-то, чтобы выжить. Существует своего рода соглашение: если я умру, ты позаботишься о моих детях, если ты умрешь, я позабочусь о твоих… Речь идет о религии и семье. Это непоколебимо. Всякое рождение происходит из женского принципа. Каждое царство. Речь идет о сообществе, а не о конкуренции. Когда в комнате слишком много тестостерона, мужчины могут это почувствовать. Они поймут, почему женщина идет с мужчиной, который не способен конкурировать, который понимает женское начало. Северный Миннеаполис был очень конкурентоспособным, много тестостерона. Он потерял женственность. Южный Миннеаполис был тесно сплоченным сообществом. Вне конкуренции.
Возможно, ты захочешь написать это моим голосом. Я рассматривал все, что было в доме. Возможно, многие дети делают так же. Я видел лица во всем. Лица разговаривают с лицами. Я смотрел на мрамор, пока не видел в нем лица.
Я думал, что этот дом заблокирован для меня. Я терял себя в каждом предмете. Хорошо, что там была музыка.
Вы можете сравнить ее с Библией, где все кажется заблокированным. Особенно названия мест. Там что-то есть, охраняется что-то священное. Уровни смысла. И как только вы погружаетесь глубже, вы уже не можете читать их по-другому.