Принц

Он хотел бы винить Кэрол, которая возглавляла группу поддержки в его старой школе. Блондинки были его слабостью. Или Дженис, которая пела национальный гимн на каждом домашнем матче. Со своим сопрано и рыжими волосами она не казалась лишней в списке его «побед». Сьюзан… Элис… и его голубоглазую Мандолин, длинноволосую дочь убежденных хиппи... начиная с августа и до каникул ко Дню Благодарения, он перетрахал три дюжины девушек в своей маленькой школе в Портленде. Но он не мог обвинить ни одну из своих подружек за его ссылку в эту тюрьму. Он винил их парней.

От природы сильный и быстрый, Кингсли знал, что он мог справиться с любым из мальчиков его школы, который бы напал на него. Но семеро сразу? Никто не смог бы убежать от такого. И он не смог. Он полз.

Он прополз пару шагов, прежде чем отключиться в луже крови, вытекшей из пореза над его сердцем. Этот порез, вероятно, и спас ему жизнь. У него остались совсем отрывочные воспоминания из инцидента, случившегося за стадионом, но нож он помнил хорошо. Когда появился нож, даже  мальчишки, которые пинали его ногами, били кулаками, харкали в него, пока он пытался подняться на ноги, отступили на шаг. Мальчик с ножом, Трой, не был ничьим бойфрендом. Хуже, он был братом, старшим братом Терезы и он опекал свою сестру очень серьезно. Он вытащил нож и полоснул Кингсли по сердцу. И только тогда другие мальчишки оттащили Троя и бросили истекающего кровью Кингсли на земле, избитого и окровавленного, но живого.

И теперь, обводя взглядом столовую и не видя ничего кроме других мальчиков возрастом от десяти до восемнадцати, высоких и низких, упитанных и худых, красивых и, к сожалению, нет, ему хотелось вернуться в то мгновение за стадион и шагнуть навстречу ножу, а не от него.

Он тяжело вздохнул, делая глоток чая, отвратительную дрянь, на самом деле. Он скучал по тем дням, когда его родители давали ему вино к ужину.

- Знаю. На вкус, как моча, да? - послышался из-за плеча голос отца Генри.

Кингсли уже было кивнул в знак согласия, как вспомнил, что он не понимает по-английски. Обернувшись на голос, он изобразил на лице маску растерянности. Отец Генри указал на чай Кингсли и сделал вид, что его сейчас вырвет. Тогда Кингсли позволил себе рассмеяться. Каждый умел разговаривать на универсальном языке отвращения.

- Пойдемте со мной, мистер Буассоннё, - сказал отец Генри, отодвинув стул Кингсли и указав жестом следовать за ним. – Давайте посмотрим, сможем ли мы найти Вам переводчика.

Переводчика? Пока Кингсли поднимался из-за стола, его сердце пустилось вскачь. Отец Генри говорил, что никто в школе не говорил по-французски кроме мистера Стернса. Каждый ученик этой школы,  казалось, был в столовой, склонившись над дымящимися мисками томатно-базиликового супа. Каждый ученик, но не Стернс. Не то, чтобы Кингсли высматривал его, наблюдая за дверью и пристально изучая помещение между каждым глотком чая.

Отец Генри провел его в кухню, через стену пара. За громадной черной плитой, молодой священник взмахивал лопаткой для переворачивания пищи в унисон фразе, которую он повторял снова и снова. Создавалось впечатление,  будто слова его - музыка, а лопатка – дирижерская палочка.

- А теперь повторяйте Вы: Você não terá nenhum outro deus antes de mim.

- Si, отец Альдо, – слова раздались из-за стола, в нескольких шагах от плиты. - Você não terá nenhum outro deus antes de mim.

Кингсли почти вздрогнул при звуке голоса, элегантного тенора, глубокого и поставленного, но также холодного, отстраненного и далекого. Голос принадлежал Стернсу, белокурому пианисту, которого он увидел, когда сделал два шага вперед и осторожно заглянул за холодильник. У ног Стернса лежала черная кошка, свернувшись в плотный клубок и поглядывая на Кингсли недобрым взглядом своих ярких зеленых глаз. Он наблюдал, как Стернс осторожно потер голову кошки, кончиком ботинка, произнося слова на языке, который Кингсли не узнал.

- Muito bom, - сказал священник, взмахнув лопаткой перед собой и поклонившись. – Отец Генри, что вы делаете на моей кухне? Мы уже говорили об этом.

- Мне жаль, что прерываю вас, отец Альдо, мистер Стернс.

- Нет. Вам не жаль. Вы всегда любите, прерывать. Это то, что у Вас получается лучше всего, - ворчал отец Альдо с широкой улыбкой на лице.

Кингсли попытался определить акцент. Бразилец, возможно? Если это так, то это означает, что язык, который учил Стернс - португальский. Но зачем кому-то у черта на куличиках, в штате Мэн, учить португальский?

- Отец Альдо, я прерываю Вас, потому что Вы чересчур много говорите. Я вынужден прервать, если я собираюсь высказаться до заката.

- Солнце село, и все же Вы по-прежнему мешаете.

- Вы перебиваете мое перебивание, Альдо. И я очень извиняюсь за то, что прервал урок мистера Стернса. Но как раз в его лингвистических способностях мы и нуждаемся. Это Кингсли Буассоннё, наш новый студент. Я боюсь, он совсем не говорит по-английски. Мы надеемся, что мистер Стернс сможет помочь нам. Если он сделает одолжение…

- Конечно, отец. – Стернс закрыл книгу перед собой и встал.