- Отец Генри, не отведете ли вы ее в нашу комнату? - спросил Сорен, Кингсли ждал у гробницы Девы Марии.
Шок промелькнул в широко распахнутых янтарных глазах Мари-Лауры. Сорен успокоил ее страхи улыбкой.
- Я скоро приду, - пообещал он. Ее улыбка вернулась, отец Генри накинул на нее еще одну накидку и вывел девушку на холод.
Почти минуту Сорен и Кингсли стояли, не говоря ни слова, пока студенты и остальные священники выходили из часовни на улицу. Ни один из них не высказал поздравлений Сорену. Ни один даже не взглянул в их сторону. Зависть... всеми ими руководила зависть. Одна идеальная девушка появилась среди них и все ее обожали. Но все же она выбрала того, кого все они боялись. Последним вышел Кристиан, друг Кингсли, он повернулся и посмотрел на него.
- С тобой все в порядке? - губами произнес Кристиан, не удостоив Сорена взглядом.
Кингсли кивнул. Кивок был ложью.
- Нет. - Наконец заговорил Сорен, как только они остались наедине в часовне. –Нет. Не в порядке.
- Я сделал это для нас Кингсли, - сказал Сорен.
- Хотел бы, чтобы ты не делал этого.
- Это поможет нам.
Кингсли выдохнул, и вышедший воздух стал плотным на холоде. Он выглядел так, будто дышал огнем.
- Она не наша. Помнишь нашу мечту? Девушка безумнее, чем мы оба взятые. Зеленые волосы и черные глаза.
- Черные волосы и зеленые глаза, - исправил Сорен. - Неукротимая.
- Но не приручаемая. - Кингсли вспомнил каждое слово из их мечты. - Мы собирались разделить ее.
- Потому что одного мужчины ей никогда не будет достаточно.
- Несвятая Троица.
Как только последний студент покинул часовню, Кингсли взял Сорена за руку.
- Ты знаешь, что я из богатой семьи. И как ни старался, мой отец не смог зачать еще одного сына. В возрасте двадцати одного года я получу доступ к своему трастовому фонду. Но если я женюсь, я унаследую его немедля.
- Ты женился на моей сестре, чтобы получить свои деньги?
- Нет. - Сорен повернулся и посмотрел Кингсли в глаза. - Я женился на ней, чтобы они были у нас. У меня и у тебя. И у нее, конечно же. Я знаю, как сильно ты ее любишь, как сильно ты скучал по ней. Теперь мы все можем быть вместе.
- Она думает, что ты любишь ее.
- Она поймет. Если она наполовину умная и понимающая как ты, она увидит разумность в этом соглашении.
Глаза Кинглси округлились. Понимающая и умная? Эти слова произнес Сорен? Сколько раз Сорен удерживал его и с презрением шептал, каким никчемным был Кингсли, каким бесполезным? Сорен по-настоящему в это верил?
- Она моя сестра.
- Знаю. И я знаю, как ты заботишься о ней. У меня нет намерений... - Сорен замолчал, и слова, которые он не произнес, сказали все, что нужно было услышать Кингсли.
- Ты не будешь?
- Я не могу... Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. – Впервые за несколько дней на его губах появилась едва заметная улыбка.
- Ты можешь... - он мог, если причинит боль Мари-Лауре. Если будет обращаться с ней, как и с Кингсли с насилием и пренебрежением, избивая ее и унижая, подвергая каждому виду сексуальной деградации, тогда они бы могли стать любовниками. Но только потом.
- Я не буду. Она меня не интересует в таком плане. Только ты.
Надежда наполнила сердце Кингсли.
- Только я? Почему?
Легкая улыбка Сорена расползалась по всему его лицу. Кингсли едва мог дышать от этого зрелища. Даже Мари-Лаура, пылающая от любви и свадебного сияния, не выглядела так прекрасно как эта улыбка.
Сорен ласково прижался ладонью к левой щеке Кингсли, и он закрыл глаза, наслаждаясь единением кожи Сорена и своей. Сколько еще пройдет времени, прежде чем он снова ее почувствует?
- Ты еще спрашиваешь? - прошептал Сорен.
- Да.
Сорен больше не говорил, но Кингсли ощутил прикосновение его губ к своим. И тогда он понял истину. Сорен не женился бы на Мари-Лауре если бы любил ее. Сорен женился на Мари-Лауре потому, что любил его.
Кингсли ощутил нежелание Сорена, когда тот отстранился. Подобный поцелуй всегда был предшественником бурной ночи. Страстный Кингсли не знал страсть, пока не приехал в католическую школу и не узнал о страстях Христовых. Страсть до Сорена едва ли ассоциировалась с похотью, сексуальным голодом и удовольствием. Теперь она вышла на новый уровень, обрела истинное значение. Теперь страсть была тем, что он испытывал к Сорену. И страсть была тем, что Сорен делал с ним.
- Я должен идти, - сказал Сорен и Кингсли открыл глаза.
- Я понимаю.
- Я знал это. Она тоже поймет... так или иначе.
- Ты расскажешь ей о себе? - спросил Кингсли.
- Она твоя сестра. Ты сам как думаешь? Сказать ей? Или нет?
Мари-Лаура будет раздавлена, узнав за какого человека она вышла замуж, но еще больше будет раздавлена, если он не прикоснется к ней не объяснив почему.
Перед Кингсли стоял выбор. И он знал правильный ответ.
- Не говори ей, - сказал он. - Не сейчас.
- Если ты считаешь, что так будет лучше.
- Считаю, - соврал он, не смотря в глаза Сорену.
Он поднял взгляд и увидел, что Сорен смотрит на дверь часовни, глядя на нее будто на врага, который должен быть побежден.
- Ты не хочешь идти к ней.
- Нет, - ответил Сорен. - Я хочу остаться с тобой.
- Тогда останься со мной. Останься навсегда.