Принц без королевства

Париж, ресторан «Счастливая звезда», на следующий день, вечером 31 декабря 1942 г.

За столом сидели тринадцать человек. Но, будучи суеверными, они предпочитали думать, что их пятнадцать — вместе с Ниной Бьенвеню и ее аккомпаниатором. Впрочем, атмосфера была праздничной и не располагала к мнительности. Гости веселились вовсю. Их хохот разносился по кварталу Тампль. Вход в ресторан охраняли солдаты.

С приближением ночи, а вместе с ней и комендантского часа, улицы совсем опустели. Второй этаж «Счастливой звезды» был единственным местом, где праздник мог продолжаться заполночь.

Весь остальной город повиновался стрелкам на часах. С одиннадцати часов вечера было запрещено выходить на улицу. В некоторых театрах зрители могли заказать номера в близлежащих отелях, чтобы не нарушать комендантский час. Однако были и такие смельчаки, чаще всего молодые, которые нарочно развлекались допоздна. Они брали с собой запасную сорочку, зная, что закончат праздник в полицейском участке — самом дешевом и опасном отеле столицы. Ведь если кого-то из оккупантов убивали, то немцы в отместку нередко расстреливали ночных задержанных.

Но пока часы в «Счастливой звезде» пробили только десять. Нина Бьенвеню пела. Аккомпаниатор не поднимал головы от рояля. Остальные пожирали Нину глазами.

Тринадцатый гость был добавлен в список несколько часов назад. Этот француз лет пятидесяти, очень элегантно одетый, носивший галстук в горошек, был врачом Макса Грюнда. Создавалось впечатление, что он приходится близким другом большинству гостей. Он поднимал бокал, но не пил. Привычный к светской жизни в оккупированном Париже, он знал наизусть все песни Нины. Она даже закончила свое выступление у него на коленях.

Однако самая главная часть праздненства разворачивалась на тарелках. Хозяин, Казимир Фермини, с начала вечера даже не улыбнулся, но когда подали суп, не смог устоять и поднялся наверх, чтобы посмотреть на реакцию гостей. С первой же ложкой голоса затихли. Грюнд знаком остановил пианиста. Был слышен только звон фарфора и восхищенные вздохи.

Фермини направился в кухню. Вооруженные солдаты прохаживались по лестничной площадке. Он спустился на первый этаж, толкнул дверь плечом и сказал повару:

— Они довольны. Если бы вы знали, как все это действует на нервы!

Самое удивительное, что волшебный вкус супа достигался благодаря всего нескольким морковкам, ведерку миланской розовой репы, куриной ноге да двум-трем альпийским травкам.

— Вы заставили плакать от восторга Третий рейх!

Фермини перешел улицу, чтобы проведать своих уважаемых гостей в других залах. Первая смена там закончилась в половине десятого. Столики занимали новые посетители.

Фермини без конца извинялся за шум и крики на другой стороне улицы, где, по его словам, проходил костюмированный новогодний ужин.

В глубине зала за круглым столиком сидел тот самый иностранец, месье Коста. Он явился в семь часов вечера. Коста только что провел два дня в пустующих замках Луары и теперь наслаждался едой, не имея ни малейшего желания уходить. Фермини обхаживал его как мог.

— Вы мой самый почетный гость!

Он заставлял его дегустировать вина, которые приносил для других клиентов. Месье Коста был на седьмом небе от счастья. Он даже уронил вилку в пюре из капусты с маслом. Как и гости в доме напротив, он плакал от восторга и утирал слезы салфеткой. Фермини был внимателен к каждому. Он бегал за официантами, указывая на какого-нибудь всеми забытого гостя.

— А вон та худенькая молодая женщина за стойкой — она ждала на холоде целый час. Принесите ей что-нибудь согревающее, прежде чем она сделает заказ.

Молодую женщину, о которой так заботился хозяин, звали Этель. Она сидела рядом с Ванго. Сначала они ждали на улице. Но на дальнем конце стойки, в уголке, освободилось два места, и они их заняли.

Этель знала, что этот ужин будет особенным. Ванго предупредил ее, что должен закончить одно дело, закончить раз и навсегда.

Он уговаривал ее не ходить в ресторан:

— Оставайся с братом. В полночь я вернусь, и мы уедем.

Но она только смеялась, как будто не понимала, о чем он. Она его не оставит. Она его не оставит. Она его не оставит.

Этель даже выглядела элегантной и свежей, хотя еще недавно вся она была пропитана запахами машинного масла, болотной тины, дыма и конского пота. Теперь от нее лишь немного пахло черноземом.

Ей нельзя было произносить ни слова. Ее бы сразу выдал акцент.

Этель была донельзя рада этому запрету. Она разучилась разговаривать, забыла и многое другое. Нужно было всему учиться заново.

В пятидесяти метрах от ресторана в черном «ситроене» ждали Пол и звонарь Симон. Скоро они уедут на юг вместе с Ванго и Этель. Симон сидел на месте шофера.

— Вам больно? — прошептал Симон.

Пол лежал на заднем сиденье.

— Все в порядке.

Он бессовестно врал.

— Вы знаете, что сегодня утром у моей жены родилась малышка Колетт? — спросил Симон.

— Да. Вы, должно быть, очень горды.