Принц Дарий (СИ)

Менис и Ботос, напряженно слушали такую несвойственнную Кору длинную речь и, как болванчики, синхронно закивали головами, когда он закончил свой ор, как бы соглашаясь с каждым его словом, но глаза и того, и другого неотрывно следили за Длинным. А он, как ни в чем не бывало, как будто и не было сейчас этих устрашающих воплей, медленно подошел к окну, настежь открыл его и, глотнув свежего воздуха свободы, повернулся к императору и с улыбкой ответил:

– Мой император, эта невеста, поверьте мне, достойна нашей империи. Более того, ее приданное, а главное, ее родственные связи, принесут всем нам много выгоды. Но несмотря на это, я хочу все-таки напомнить всем вам о том, что, во-первых, Дарий не должен жертвовать своим счастьем ради империи, как поступили Вы, мой император, в свое время. И во-вторых, какими бы странными и сумасшедшими не показались вам мои слова, но я уверен, что все здесь присутствующие, узнав о моем выборе, нанесут этому делу больше вреда, чем пользы. Если вы доверяли мне его жизнь, я думаю, что имею право получить шанс и добиться счастья для вашего сына и воспитанника, – когда он произносил последнее слово, то слегка кивнул замершим Менису и Ботосу.

Император, взяв какую-то паузу, видимо, обдумывая степень возможного риска, пристально посмотрел на своих соратников, что делать было практически бесполезно, потому как лица их ничего, кроме крайнего удивления отпроисходящего, не выражали, потом на Длинного и почти спокойно сказал:

– Если ты причинишь вред моему мальчику, то тебе будет лучше самому удавится где нибудь по-тихому.

– Боюсь, мой император, что так легко он не отделается! – Ботос и Менис, прийдя в себя, наконец, кивнули императору, подтверждая все выше сказанное.

Длинный, получив одобрение, а именно за этим он и приходил во дворец, с благодарностью и уважением посмотрел в глаза императора, кивнул его соратникам и устало пошел к выходу. На пороге он остановился, повернулся, еще раз окинул всех взглядом и тихо, но уверенным голосом произнес:

– Спасибо за доверие, я никогда не причиню вреда Дарию, – и быстро вышел из кабинета.

– Надеюсь, ты прав, ведь до этого ты еще никогда не ошибался, – очень тихо, как будто молился, прошептал император.

Вечерняя столица сходила с ума! Количество баек о том, что снова придумал и устроил принц Дарий, превышало все разумные пределы. В том, что это для кого-то закончится плохо, никто не сомневался. Да и каким надо быть дураком, чтобы сомневаться, если на центральной площади уже как два часа усиленно строят виселицы. Да не простые, а какие-то совсем необычные. К каждой из них устанавливался еще и какой-то неизвестный механизм, причем одинаковых среди них не было. Назначение и принцип действия этих зловещик железных монстров было никому не ясно, но зная репутацию принца, одно можно было утверждать с абсолютной достоверностью – ничем хорошим для провинившихся это не может закончиться. В углу площади стояла большая клетка-тюрьма, в которую гвардия принца периодически кого-то затаскивала. Кордон из бравых гвардейцев никого из любопытных близко не подпускал, поэтому толпа захлебывалась от неимоверного количества слухов, догадок и небылиц. Но вот на площади появился седой старец, и большинство людей, узнав его, ринулись к нему с расспросами. Если Богорт – глава нищих ничего не знает – то никто не знает.

– Богорт, не томи, скажи же, наконец, народу, что тут происходит? Не томи. Принц и его гвардия поставили весь город на уши. Но никто не знает, из-за чего. Может, наша помощь нужна?! Пусть только скажут! – Толпа сопровождала эту эмоциональную речь неизвестного одобряющими криками и свистом. Особо, как всегда, в этом отличились кузнецы – они решили грохотом и скрежетом разного рода железяк, которые они зачем-то притащили с собой, поддержать говорившего. Им нужно было срочно любыми путями оправдаться перед принцем, а то и так весь город смеется над ними. За эти малоприятные человеческому уху звуки, правда, часть кузнецов сразу огребла по полной от недовольных и оглохших зрителей, стоявших рядом с ними, но слава святому Дарию, дальше оплеух и пинков дело не пошло. Короче, драка не возникла.

Богорт откашлялся, тем самым призывая к тишине, ополоснул свое горло так кстати попавшей ему в руки фляги с вином и, встав в позу типа "я говорю – все слушают", начал свое повествование: