— Сандро, милый! — взмолилась она. — Только не надо крови! Дай мне слово, что обойдешься без крови. Прошу тебя, очень прошу. Иначе я расскажу обо всем па… — она покраснела и опустила глаза, — дяде.
Губы Александра искривились в ухмылке:
— Папочке, верно? Он для тебя папочка. Тебя не трогает, что твой настоящий отец… Хотя ладно. Не беспокойся, сестренка, я не кровожадный. К силе я прибегну разве что в крайнем случае и уж тем более не собираюсь посягать на жизнь милых твоему сердцу узурпаторов — дяди и кузины. Ведь если я буду хоть как-то, даже косвенно причастен к их смерти, Сенат откажется провозгласить меня королем и отдаст корону дядюшке Клавдию. Нет, такой вариант меня не устраивает. Лучше я подожду год-полтора, исподволь буду вербовать себе сторонников, а когда папа одобрит трактат о престолонаследии, подниму этот вопрос на Сенате, затею громкий процесс и выиграю его.
— А ты уверен в успехе?
— Конечно, уверен. На худой конец, придется немного повоевать — если дядя не захочет уступить корону по добру по здорову. Мондрагон, однако, не советует обострять ситуацию, требуя немедленного отречения. Мол, старику осталось всего ничего и не стоит ради каких-нибудь нескольких лет затевать междоусобицу. Возможно, я так и поступлю: пусть Сенат провозгласит меня наследником престола и регентом королевства, дядя спокойно доживает свой век в сане короля, а Маргарита… Да пошла она к черту, эта великосветская шлюха! Пускай поступает, как ей заблагорассудится, — то ли остается здесь, то ли уезжает к мужу, кто бы он ни был, и там предается разврату, — мне-то какая разница… — Вдруг Александр помрачнел. — Вот только…
— Ну! — оживилась Жоанна. — Что еще?
— Только бы она не вышла за кузена Рикарда или Красавчика-Аквитанского. Тогда моим надеждам конец, и никакой трактат их не воскресит.
— Почему?
Граф нервно поскреб ногтями свою гладко выбритую щеку.
— Ну, насчет кузена Иверо, тут и ослу понятно. За него горой станут все сенаторы-кастильцы из Риохи и Алавы: а как же, внук их обожаемой доньи Елены де Эбро — будущий король Наварры! В таком случае сторонники Маргариты и сторонники Рикарда сомкнутся и вместе составят непробиваемое большинство в Сенате.
— Это я понимаю, Сандро. Но причем здесь Филипп Аквитанский?
— Ха! Спрашиваешь! Да притом, что под боком у нас Гасконь с ее военной и политической мощью. Притом, что кузен Альфонсо — его закадычный дружок. Притом, что Красавчик в совершенстве владеет даром обвораживать людей — и женщин, и мужчин — всех! Притом, наконец, что моя милая женушка с одиннадцати лет сохнет по нему и вполне способна устроить мне большую пакость, если я вздумаю чем-то обидеть ее кумира. Да он просто наплюет на неблагоприятное для него решение Сената и силой оружия завладеет Наваррой.
— Значит, брак Маргариты с Красавчиком ставит крест на всех твоих планах?
— Пожалуй, что да. С ним шутки коротки. Это не дядя, панькаться не будет. В случае чего, натравит на меня своего верного пса, Эрнана де Шатофьера, как когда-то натравил его на старшего брата — и все, нету больше Гийома Аквитанского. Так что я буду вынужден смириться, признать свое поражение и стать примерным подданным Маргариты… если, конечно, ей хватит ума выйти за Красавчика.
— Уж на это ей ума хватит, — заверила его Жоанна, в голосе ее послышалось облегчение. — И если не ума, так безумия точно.
Безапелляционный тон сестры не на шутку встревожил графа.
— Что ты имеешь в виду?
— Еще на прошлой неделе Маргарита решила согласиться на этот брак. Дескать, выходить замуж все равно придется, а молодой Филипп Аквитанский самый предпочтительный вариант. Здесь, кстати, не обошлось без содействия Бланки: она ей все уши прожужжала, расхваливая Красавчика. А сегодня… Сегодня была настоящая умора — Маргарита влюбилась, как малая девчонка.
— Да ты что?!
— Вот именно. Верно, ты правду говорил о его чарах. Он вел себя дерзко, порой откровенно нагло, зло подшучивал над Маргаритой — а она лишь глупо улыбалась и ласково мурлыкала. Елена хохотала с нее до упаду. Да и мне было смешно смотреть, как наша Маргарита льнет к Красавчику. Он точно ее приворожил.
Александр резко вскочил на ноги и в растерянности заходил по комнате. На лице его застыло выражение глубокого отчаяния, а глаза лихорадочно блестели, излучая бессильную ярость. Он нервно сжимал и разжимал кулаки.
— Черт, черт, черт! Что же мне делать?! Что?…
— Оставь это, Сандро. Зачем даром мучить себя? Что было, то сплыло, прошлого не вернешь.
— Ну да, конечно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты только и мечтаешь об этом. Еще бы! Маргарита тебе за сестру, дядя — папочка. Он удочерил тебя, вернул титул принцессы Наваррской, так что ты не осталась в накладе.
— Прекрати язвить! — неожиданно резко ответила Жоанна. — Грех упрекать меня за то, что я называю его отцом. Я ведь очень смутно помню наших родителей, а дядя всегда относился ко мне как отец. И вообще, причем здесь титул принцессы? В конце концов, я и так принцесса — по рождению.
— Но меня раздражает…