— Так-таки и не было? — ухмыльнулся Симон. — Хватит заливать, меня не проведешь. Я вовсе не глупый, я все замечаю… Ну, и как она в постели, хороша?… Ах да, я же забыл, что это у тебя впервые. Тебе понравилось?
— Прекрати! — даже не воскликнул, а скорее прорычал Габриель.
Симон озадаченно взглянул на него и пожал плечами.
— Ладно, воля твоя. Не хочешь говорить, не надо. Да, кстати, почему ты так рано уходишь?
— А ты почему?
— Фи! — брезгливо поморщился Симон. — Мне просто не повезло. Шлюха чертова! Бах-трах, легкий вздох, свечку в руки — и будь здоров. Бревно бесчувственное!
— А может, ты сам виноват, что не сумел расшевелить ее?
— Еще чего скажешь! Я же не мальчишка какой-нибудь, вроде тебя. Я человек женатый…
— И рогатый, — неожиданно съязвил Габриель. Он не имел обыкновения, подобно остальным, подтрунивать над Симоном, но сейчас, доведенный до белого каления его расспросами, не смог придержать свой язык.
— Эх, ты! — обиженно произнес Симон. — А еще друг…
— Прости, я не хотел. Как-то само самой вырвалось.
— Я ведь так люблю Амелину, — затянул Симон свою старую, уже порядком набившую Габриелю оскомину, песенку. — Я боготворю ее. А она, негодница…
— Она пообещала больше не изменять тебе.
— Зато раньше изменяла. Еще как изменяла!
— И ты решил отомстить ей? Ну-ну, давай, времени впереди много — может, свое отквитаешь.
Теперь пришла очередь смущаться Симону.
— Нет, что ты! Это так… нечаянно. — Он взял Габриеля за руку и с мольбой в голосе добавил: — Только не говори ничего Амелине. Если она прознает об этом, снова загуляет с Филиппом. Вообще никому не говори… Ну, пожалуйста, пообещай, что будешь молчать. Хочешь, на коленях попрошу?
— Не стоит, я и так ничего не скажу. При условии, что и ты забудешь о нашей встрече.
— Безусловно! Я нем, как статуя.
— В таком случае, я тоже нем, — ответил Габриель. — Доброй ночи, Симон.
— А разве ты не идешь к себе?
— Нет. Я… э-э… я немного прогуляюсь.
Симон добродушно усмехнулся:
— Ага, проказник, еще захотел! Ну что ж, ступай прогуливайся… Гм, только смотри не забегайся.
Габриель проводил долгим взглядом уходящего Симона, затем свернул за угол и вскорости снова оказался перед дверью Матильды.
«Ступай-ка ты прочь, дружок, — сказала ему здравая часть рассудка. — Дождись утра. Это не самый лучший способ завоевать благосклонность порядочной девушки — заявиться к ней среди ночи и признаться в любви».
«Почему же? — отозвалась другая часть, одуревшая от страсти. — Все в порядке. Я нравлюсь ей, но она не хочет этого понять, так как вбила себе в голову, что влюблена в Филиппа».
«Глупости! — возразил здравый смысл. — Это чистой воды самообман».
«Вовсе нет, — упорствовала дурь. — Это правда».
Как обычно, дурь взяла верх над доводами здравого смысла. Габриель постучал.
Ему показалось, что прошло несколько долгих часов, прежде чем за дверью послышалось шуршание шелковых юбок и тихий стук поднимаемой щеколды. Наконец дверь отворилась, и на пороге появилась Матильда. В этот поздний час она как будто не собиралась ложиться спать и была одета в то же самое платье, что и на вечернем приеме у принцессы.
Увидев совсем не того, кого ожидала увидеть, Матильда вскрикнула:
— О Боже! Кто это?… Вы?! А я думала…
— Он не придет, — сипло сказал Габриель и едва сдержался, чтобы не закашляться.
— О… О ком вы говорите?
Поскольку Матильда стояла спиной к освещенной комнате, Габриель плохо видел ее лицо, но был уверен, что она покраснела.
— Может, мне лучше войти?
— Войти? Вам? Ко мне? — в замешательстве переспросила девушка. — Но…
За спиной Габриеля раздался скрип двери. Матильда испуганно охнула и схватила его за рукав.
— Ну, входите же! Скорее!
Габриель не заставил просить себя дважды. Одним прыжком он очутился в комнате и быстро затворил за собой дверь.
— Это Розалия, — шепотом объяснила Матильда. — Она известная сплетница и если что-то увидела, то завтра разболтает по всему дворцу, еще и приплетет с три короба… Господи! Что обо мне подумают?! А все вы, вы!
Габриель мрачно усмехнулся, и от его усмешки девушку прошибла дрожь.
— А окажись на моем месте Филипп, вам было бы все равно, что о вас подумают?
Матильда истошно ойкнула, закрыла глаза и прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. Лицо ее мертвенно побледнело. Габриель помог ей дойти до кресла и сесть, а сам встал перед ней на колени, сжав ее руки в своих.
— Простите, если я нечаянно причинил вам боль.
Матильда наконец раскрыла глаза и мягко, но решительно высвободила руки.
— Вы здесь ни при чем. Просто я переволновалась. И вообще, я слишком впечатлительная. Так это
Бесстыжая! Развратница!.. Любимая…
Взгляд Габриеля упал на кровать с задернутым пологом, и сердце его больно сжалось при мысли о том, что бы случилось, приди к ней Филипп.
— Нет, я сам пришел. Сказать, чтобы вы его не ждали. Я убедил его оставить вас в покое.