Да и вообще не стоило проявлять излишнюю жадность. Талантливых людей лучше стимулировать, предоставляя им простор для творчества. Тогда эффект будет больше. Тем более, если сам слабо представляешь, как изобрести ту или иную вещь. Работает Лисак? Вот пусть и работает, самосовершенствуется. Мое дело — дать нужное направление этой работе.
Вот раздражает меня писанина перьями. Даже стальными. Так почему не начать карандаши делать? В продаже я видел серебряные, свинцовые и «итальянские» — из жженой кости с растительным клеем. Может, где-то уже и графитовые были, но до Праги они пока не дошли.
Ну и почему бы не адаптировать имеющийся рецепт? И не запихать стержень в деревянную «рубашку»? Чтобы пользоваться удобно было? Новинку, скорее всего, быстро повторят, но какие-то сливки Лисак снять успеет.
Как я и ожидал, русские посланники вернулись.
Ладно, не было у меня стопроцентной уверенности, но что-то подсказывало, что бородачи имели при себе еще пару козырей. И что отправили их за тридевять земель вовсе не затем, чтобы они с пустыми руками вернулись. Раз царь меня приглашал, значит, имел планы. А мне было донельзя любопытно — зачем я понадобился тому самому царю Борису, который «презлым заплатил за предобрейшее»[4].
Знаю, что согласно литературным клише (не только в опусах жанра аи, но и в канонично классических произведениях), русский человек, оказавшись вдали от родных березок, начинает по этим самым березкам страдать. Я ничего подобного не чувствовал. Полагаю, меня спасало знание, что мне просто некуда возвращаться.
Дело ведь не в березках. Дело в воспоминаниях, друзьях, привычном образе жизни… ничего этого я вернуть не мог. Здесь и сейчас не было той страны, в которой я жил, которую я знал и любил. Нынешняя Москва была мне чужой, так же, как и я был ей чужд. Другая культура, другие обычаи, да даже язык другой! Не то, чтоб кардинально, но когда царские посланники между собой разговаривали, понимал я их, в лучшем случае, через раз.
Беседа с посланниками получилась долгой, выматывающей и необычайно раздражающей. Причем, умение сдерживаться и не поддаваться на явные провокации мне не помогало. И я никак не мог понять источник этого раздражения. Неужели меня выводило из себя то, что посланники были недостаточно почтительны?
Близко, но не совсем то. Привык я уже, что не больно-то меня принцем воспринимают. Низшее сословие выражает уважение, но больше как знатному и богатому человеку. А тот же император Рудольф смотрит на меня слегка покровительственно. И про нелюбовь русских к иностранцам я тоже знаю.
— Но я же свой! — возмущенно завопило подсознание, и до меня дошло.
Как бы я не отделял себя от здешней России, внутри меня жила вера в чудо. Вера в возвращение домой. Иррациональная и совершенно ни на чем не основанная. Скорее всего, нечто типа психологической защиты, чтобы крышей не поехать.
Плюс, вероятно, куча прочитанных книг в жанре альтернативной истории оказали-таки на меня свое воздействие. Видимо, было подспудное ожидание канонного Марти Сью — признание меня принцем, оценка моей гениальности, и водопад роялей с плюшками. Как так-то? Я весь из себя такой прекрасный попаданец, а никто мной не восхищается!
Хорошо, что хоть вовремя осознал и эмоции, и мысли. Сумел приструнить весь этот бардак. Спокойно! Никто и нигде меня не ждет. И никто не поможет мне, кроме меня самого.
Но в Россию по-любому съездить надо. Просто чтобы самому пощупать руками Кремль и убедится в его инаковости. Закрыть этот гештальт. Чтобы больше уже не думать в эту сторону.
А теперь собраться, выкинуть из головы дурацкие мысли, и выяснить, чего же ждет от меня Годунов. Хотя бы в общих чертах. И какие подарки будет уместно подарить ему и его окружению. У царя вроде жена и сын с дочкой имеются. Пацану, как выяснилось, десять лет, а девице 17.
Поняв, что я склоняюсь принять их предложение, русичи немного оттаяли, и твердо обещали организовать путешествие с высшей степенью комфорта. Сначала из Праги в Турнов, потом добраться до Эльбы, по воде к Гамбургу, оттуда по суше в Любек (ибо Кильский канал еще не построен, а огибать Данию нет никакого желания), потом по Балтийскому морю в Ивангород, и уже оттуда через Новгород и Тверь в Москву[5].
— Похоже, придется договариваться с иезуитами, — пробормотал я.
— Зачем? — не понял Густав.
— Затем, что Балтийское море — оно пока не русское. И я не хочу проблем ни от Сигизмунда, ни от нашего дядюшки Карла.
— Думаешь, нам грозит опасность?
— Нам она всегда грозит, — вздохнул я. — Вопрос в том, как уменьшить риски.
Глава 7
Густав платил щедро. Требовал, конечно, тоже немало, и идеи к нему в голову иногда лезли… странные, но звон золота был слишком приятен для слуха человека, которому, бывало, и медью не всегда удавалось разжиться.