Принц и пилигрим

— Твои волосы? — озадаченно воскликнула Алиса.

Неужто длинноволосые короли настолько почитают этот символ? Неужто для них он — драгоценность настолько священная, что настоящей короне впору?

Но Хлодовальд откинул шелковистые пряди в сторону, являя взгляду то, что внутри. Чаша, золотое сияние которой затмевало золото локонов, инкрустированная драгоценными каменьями, что переливались на ручках кармазинно-алыми, и зелеными, и лимонно-желтыми огнями. Изумительная вещь, несомненно, весьма дорогая, но, по всему судя, куда более значимая. Освободив чашу от шелковых покровов, мальчик осенил себя крестом, а затем с сияющими глазами обернулся к Алисе и герцогу.

— Это Грааль! — благоговейно проговорил он. — Истинная Чаша! Да, это сам Грааль!

— По крайней мере, никому больше он про чашу не рассказывал, — сказал Ансерус дочери. Они стояли на палубе, пока «Меровинг», осторожно лавируя, пробирался в битком набитую гавань Нанта. — Даже Джошуа не открылся. Значит, у нас есть некоторый шанс благополучно доставить кубок — и принца — в Гланнавенту, и через Регед — в обитель Святого Мартина.

— Но, отец, неужто это и впрямь Грааль! Да быть такого не может!

— Знаю. Кажется, я на своем веку повидал столько «истинных чаш», что мало не покажется; в Иерусалиме их без счету из рук в руки переходит. И все-таки это — сокровище. И сокровище это сослужит службу самую что ни на есть прагматичную.

— Какую же?

— Мальчику пришлось бежать из своего королевства — отказавшись от него, ничего с собою не захватив, кроме разве той одежды, что на нем. Что ж, даже и без моего поручительства монахи обители Святого Мартина приняли бы его просто из милосердия, но ежели принц принесет с собою такую ценность — ибо вещь эта и редкостная, и древняя, уж будь уверена, — ну так она и послужит достаточной платой.

— Но если он заявит монахам, что это Грааль…

— Послушай меня, Алиса. Если люди верят, если им нужно средоточие поклонения, тогда Грааль там или не Грааль, но эта чаша окажется для них столь же настоящей, как, скажем, крест, что ты или я можем вырезать из дерева наших собственных фруктовых садов в Регеде. Неужто ж ты не понимаешь, дитя?

— Д-да, наверное. Но…

— Так что мы ничего говорить не будем, и пусть аббат Теодор сам для себя решает. А дальнейшее — его забота. Смотри-ка, мы вот-вот причалим. Сейчас пришвартуемся. А где же твоя горничная?

— Полагаю, обхаживает Джошуа, чтобы помог ей с моим багажом. Ты ведь и сам видишь, откуда ветер дует? Как только он благополучно доставит принца в обитель Святого Мартина, нам придется подыскать ему местечко в Розовом замке.

— Если долг не отзовет его назад на службу к королеве, я охотно приму его к себе, — отозвался герцог. — Я уже подумывал о том, чтобы потолковать с ним на этот счет. Бельтран стареет, так же как и я, и думаю, что знающему помощнику только порадуется. Когда мы доберемся до монастыря, я собираюсь задержаться там на несколько дней, поглядеть, как мальчик устроится, и обговорить все с аббатом Теодором. Так что недурно было бы послать Джошуа из Гланнавенты прямиком домой вместе с громоздким багажом. Ты так не думаешь? Он заодно предупредит Бельтрана, что мы возвращаемся раньше, чем ожидалось, и поможет ему при необходимости.

— Право же, отличная мысль! Нас ждут никак не раньше чем через месяц, и во всех комнатах кипит уборка. Можно, я скажу Мариам?

— Конечно, — улыбнулся герцог. — Возможно, она поможет уговорить его остаться, по крайней мере до тех пор, пока ты благополучно не выйдешь замуж. Когда я уеду, отрадно мне будет знать, что рядом с тобою слуга столь храбрый и столь преданный, каким Джошуа себя выказал.

Тут корабль подошел к пристани, и Алиса в суматохе прощаний и высадки сумела-таки, хотя и не без труда, перестать думать о том, что ждет ее дома.

Часть пятая Александр влюблен

Глава 24

Было бы неинтересно в деталях описывать ход событий, неизбежным и скорым итогом которых стало то, что Александр сделался любовником королевы Морганы. Она сама ухаживала за ним, и если вялотекущая лихорадка долго не оставляла юношу, что ж, значит, тем больше времени прекрасная королева проводила у ложа недужного и все чаще приготовляла для него свои затейливые травники и взвары с тайными добавками.

Леди Лунед держалась поодаль; молодые люди из свиты Морганы могли сколько угодно усмехаться, дуться и чесать языками; у королевы же, казалось, все мысли — и время — были отданы одному Александру.