«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

«Мы весьма рады были получивши ваше письмо и узнавши, что вы получили наши письма. Мы исполнили то, что вы приказали сказать господину Саразину и господину Вернету. Сей посылает вам свой портрет с желанием достигнуть его лет со столь малою слабостию. Я бы весьма желал, чтобы вы к нему писали письма. Господин Саразин очень вас благодарит за то, что вы его не позабыли».

Еженедельные встречи с Верне прервались только весной 1787 года, с наступлением теплого времени, о чем Павел написал отцу: «Мы больше не видим г-на Верне, потому что он уехал в деревню в двух лье отсюда. Эта потеря меня очень огорчает. Мы записали большую часть разговоров, которые он вел с нами».

Впрочем, история была отнюдь не единственным предметом, которым Павел занимался в Женеве. Как мы видели, Ромм уже в своем первом письме из Швейцарии сообщил А.С. Строганову о том, что нашел хорошего учителя немецкого языка. Этот молодой лютеранский пастор из Готы, которого Ж. Сенебье рекомендовал за хорошее произношение, и в самом деле оказался способным наставником: уже после восьми уроков Попо смог написать отцу несколько строчек по-немецки готикой, а через два месяца – даже часть письма. Ромм тоже взялся осваивать этот язык вместе со своим подопечным и к началу января 1787 года мог похвастаться такими же успехами, написав, как и он, часть послания А.С. Строганову по-немецки. В том же письме он поделился с графом своими соображениями о данном предмете:

«Вместе с тем я считаю нужным в сей момент отдать предпочтение немецкому языку перед всеми другими, включая латынь, поскольку он является, после французского и русского, наиболее распространенным и наиболее необходимым языком в [Российской] империи. Наш преподаватель, лютеранский пастор из Готы, – человек еще молодой, любит литературу, хорошо знает этот язык и имеет хорошее произношение. У него здесь очень хорошая репутация».

Впрочем, продолжались занятия с Павлом и по русскому языку. Здесь главная роль по-прежнему принадлежала А.Н. Воронихину. Он должен был следить за тем, чтобы Попо правильно, без ошибок произносил утреннюю молитву по-русски. По вечерам они читали сочинения на русском языке – об естественной истории и о Борисе Годунове. Судя по тем письмам, которые юный граф писал отцу по-русски, прогресс в изучении этого языка шел у него достаточно быстро.

Львиная же доля учебного времени Павла Строганова зимой 1786/87 года, согласно плану Ромма, отводилась на естественные науки. В конце ноября 1786 года юный граф сообщал отцу: «Мы здесь будем ходить в химические и физические курсы три раза в неделю». В середине декабря занятия шли уже полным ходом: «Мы здесь начали ходить в один химической курс, и оныя наука мне очень нравится. Здешной учитель весьма хорош и ясен».

Этим «хорошим и ясным учителем» был известный женевский химик Пьер-Франсуа Тенгри (1743–1821). Уроженец Франции, Тенгри, завершив в 1770 году учебу в Париже, перебрался в Женеву, где довольно быстро приобрел высокую репутацию своими исследованиями по химии, минералогии и фармацевтике. В частности, он успешно занимался изучением состава и свойств швейцарских минеральных вод. С 1774 года он читал публичные курсы по химии, на которые и посчастливилось попасть юному графу со своим наставником. Тенгри был также обладателем богатого кабинета (частного музея) естественной истории. Позднее он напишет химический трактат об изготовлении красок, до наших дней пользующийся популярностью у художников.

Жан-Пьер Сент-Урс. Портрет господина и госпожи Тенгри. 1803 г.