Принц из-за моря

— Этого не случится. Святой Престол будет в выигрыше в любом случае, — сказала королева. — Если победит Хильдеберт, он пойдет войной на лангобардов. Если победит Хлотарь, он тоже пойдет войной на них. Рим слишком далеко, а Павия, Брешия и Милан гораздо ближе. В любом случае еретики-ариане ослабнут, и свет истинной веры вернется в эти земли. И Хильдеберт добавит земель в Патримоний святого Петра, я это тебе обещаю.

— Хорошо, я согласен, — поморщился папа Гонорий. — Только пусть заберет отсюда гуннов. Эти дикари пришли сюда, когда герцог Само убил кагана. Они разоряют наши земли.

— Я поговорю с молодым королем, — кивнула Теоделинда. — Он жил в аварском кочевье и знает их обычаи. Я думаю, у него все получится. Тем более, что с ханом гуннов уже обо всем договорились.

Месяц спустя. Павия. Королевство лангобардов

Гигантский обоз, в который превратился скромный поезд короля Хильдеберта, вызывал ужас у местного населения. Десять конных готов, которые сопровождали короля и королеву, совершенно потерялись на фоне тех всадников, которые следовали теперь за ними. Племя хуни, а точнее, то, что от него осталось, шло за королем Хильдебертом. Две тысячи юрт — это теперь и был весь великий некогда народ, державший в страхе половину Европы. Они ушли в Италию от той бойни, что учинил князь Самослав в их землях, но и здесь не обрели новой родины.

— Тут плохие пастбища, — хан народа хуни Октар ехал рядом с Добрятой. — Эти земли не подходят нам.

— У племени алеманов хорошие травы, — пояснил Добрята. — Когда я возьму власть, то отдам вам эти пастбища. Но у меня есть другое предложение, почтенный Октар.

— Говори, — пристально посмотрел на него хан. — Мы пошли за тобой, потому что главный шаман из Рима сказал, что ты король франков. Но мы помним тебя как Ирхана, сына Онура от славянской наложницы.

— Для Онура было честью назвать меня своим сыном, — пояснил Добрята. — Я потомок Меровея, а не ханов рода кочагир. Я предлагаю тебе вот что. Мы возьмем земли Бургундии, и вы станете там новой знатью наряду с франками. Твоему народу не придется искать новую землю, у вас ее будет много. И на этой земле будут жить рабы, которые станут давать зерно, вино и масло. Воины степи станут господами в тех землях. А ты, Октар, станешь герцогом, вторым человеком королевства.

— Хорошее предложение, — усмехнулся хан. — Но королевство еще нужно завоевать. Не так ли?

— Когда я приду в Бургундию, многие станут под мою руку, — пожал плечами Добрята. — Я предлагаю твоему народу жизнь. Тут вас рано или поздно перебьют. У лангобардов отличная конница.

— Мы пойдем с тобой, Ирхан, или король Хильдеберт, — ответил Октар после раздумья. — Мы возьмем новую землю и станем там господами.

— Да будет так, — важно кивнул Добрята с уверенностью, которой не чувствовал.

Павия показалась на горизонте. Римский Тицинум не сдавался лангобардам три года, но теперь он стал столицей их королевства и сменил прежнее название на германское. Римлян после взятия города перебили и продали в рабство, а потому старые порядки были тут прочно забыты. Авары стали лагерем у ворот. Им не было нужды грабить местное население. Епископ Рима на радостях снабдил их зерном из своих запасов. Впрочем, грабить тут было почти некого. Жестокая длань германцев опустошила благодатные некогда земли. Тут сейчас и пятой части не осталось от прежнего населения. Римляне для захватчиков вообще не были людьми. И если за убийство чьего-то раба полагалась вира, то за убийство римлян не полагалось и вовсе никакого наказания. Их сгоняли с земли, грабили, убивали по малейшей прихоти и тысячами продавали в Бургундию. Почтенный купец Приск в свое время вывел отсюда немало народу, отбирая мастеров для новгородского князя.

Крепостные стены города, в котором жило когда-то пятьдесят тысяч человек, теперь вмещали тысячи три-четыре. И именно здесь была последняя остановка Добряты перед броском в земли франков. Король Ариоальд был зятем Теоделинды, но зятем непутевым. Он сверг ее сына, а потом силой взял за себя ее дочь Гундебергу. В браке они прожили недолго, и молодая королева уже три года томилась в монастыре, обвиненная в государственной измене и в супружеской измене заодно. Но главным было вовсе не это. В Павию прибыло посольство короля Хлотаря, который был очень недоволен тем, как обошлись с его дальней родственницей.

* * *

— Король! Мой государь спрашивает, почему его родственница томится в монастыре, словно она совершила преступление? — граф Ансоальд упрямо выставил вперед бороду.

— Она виновна в измене, — король Ариоальд насмешливо посмотрел на посла. Он прекрасно себя чувствовал в то время, как законная жена посвящала время молитвам. Тем более, что он был арианином, а его жена фанатично исповедовала православие.

— Кто ее обвинил и чем он доказал свои обвинения? — спросил Ансоальд.

— Адалульф! — хлопнул в ладоши король. — Иди-ка сюда, и повтори свои слова!

Один из придворных с готовностью вышел вперед, оправил расшитую тунику и сказал, усмехаясь в усы: