Принц из-за моря

Слуги высыпали на улицу, встречая поклонами высоких гостей. Старинная усадьба вместит их всех, и господ, и их свиту. Зазвенели ключи от подвалов, заметались служанки, которые потащили на огонь огромные котлы, а мужики раскупорили бочки с вином. Тут все знали — коли его величество на охоту изволили приехать, то полведра вина на персону вынь да положь. А на следующий день — еще столько же. И ведь не всегда хватало! Бочонки с вином открывали до тех пор, пока королевская охота не уберется восвояси, опустошив подвалы, заботливо заполненные местными арендаторами.

Королевские псари вели на связке свирепых алаунтов. Собаки взяли след, и рвались с поводка. Кабан был где-то близко, вон как лают псы, наливаясь злобной радостью. Добрята терпеть не мог охоту, и ничего с этим чувством сделать не мог. Но сказать об этом было равносильно самоубийству. Все равно, что прилюдно признаться в трусости или сблудить с собственной сестрой. Уф-ф! Он только недавно понял, зачем дядька Звонимир заставлял его охотиться. Они с князем уже тогда знали, что так будет. И впрямь, если бы не та наука, то после такой охоты либо кабан убил бы Добряту, либо собственные герцоги, которые не станут подчиняться слабаку. Настоящий король франков — это воин, первый из всех.

Когда идешь на кабана, главное — не сплоховать. Пешему охотнику взять кабана на копье — дело нелегкое, и трусу оно не под силу. Кабан не прощает ошибок. Чуть промедлил, и вот уже дичь становится охотником, и топчет незадачливого человека, разрывая клыками бедренные жилы. И пяти минут после такого не прожить. Неудачник истекал кровью тут же. Свинья, да еще с поросятами была еще страшнее. Она будет остервенело рвать врага зубами, не обращая внимания на то, что тот давно уже умер. Она будет трепать истерзанное тело охотника, не обращая внимания на удары копий и повисших на боках собаках. Она, свинья, сходит с ума от запаха крови и от злости на того, кто рискнул посягнуть на ее потомство.

Настоящий трофей для потомка Меровея — кабан или медведь. Бить стрелами оленей — удел черни[42]. Это как старую корову зарезать, в этом нет чести. Только тот зверь, что может убить тебя сам, достоин стать добычей короля.

Добрята спешился и взял копье, что подал ему ловчий. Кабанье копье не годится для войны. Толстое древко длиной чуть больше человеческого роста и широкий длинный наконечник с перекладиной, что не даст провалиться в тушу, и позволит нанести еще один удар. Если повезет…

Раздался треск кустов и на просеку выскочил здоровенный секач.

— Ха-а-а! — заорал король, привлекая к себе внимание.

Кабан развернулся и, всхрапывая, понесся прямо на него, взбивая копытами снег. Он раскрыл пасть в предвкушении. Сейчас он собьет человека с ног, а потом разорвет его зубами и клыками. И даже рослые псы, что повисли на нем, лишь слегка замедлили эту тушу, уже взявшую разгон. Добрята выставил копье вперед. Секач — скотина тупая, но свирепая. Он насаживается на наконечник сам, но нужно вовремя уйти с его пути, иначе просто затопчет.

— Есть! Попал!

Кабан поймал копье пастью и пронесся вперед, путаясь в ногах. Копье вывернуло из рук Добряты, и секач унес его с собой. На нем гроздьями повисли собаки, но добыча уже слабела.

— Копье мне! — заорал Добрята, и ловчий подал ему свое.

Король ударил секача под левую лопатку, чуть выше того места, где начинается передняя нога, и сделал режущее движение в ране. Хлестанула черная кровь из рассеченных сосудов, и секач захрипел, теряя жизнь с каждым вздохом.

— Хорошо! — разгоряченный Добрята влил в себя половину фляги с вином, заливая тонкое сукно плаща. Свита одобрительно зашумела. Удар был хорош!

Егеря сноровисто уложили кабана на волокуши, которые смастерили тут же из молодых березок. Эта добыча станет главным блюдом на сегодняшнем пиру, где знать королевства будет чествовать своего нового повелителя.

— Я хочу поднять кубок за нашего короля! — герцог Альберих, что правил Арелатом, поднял деревянную чашу. — В Константинополе вырос, а гляди, как лихо кабана на копье взял. Настоящий потомок Хлодвига! Кровь старых королей в нем! За Хильдеберта, короля всех франков!

— За короля! — заревело собрание, заливая в себя вино. Вилла была богатой, а ее виноградники давали урожаи уже не первое столетие, собирая терпкий рубин в огромных бочонках.

— Альберих! — встал Добрята. — Тост хорош, но в нем есть один изъян.

Герцог с обидой посмотрел на Добряту, медленно наливаясь кровью. Он был оскорблен до глубины души.

— Что не так в моих словах… король? — последнее слово он просто выплюнул, а не сказал.

— Принесите герцогу серебряный кубок! — Добрята словно не заметил его злости. — Прими его в дар от меня, отважный Альберих. Не к лицу тебе пить из деревянной чаши, словно какому-то простолюдину. И скажи еще что-нибудь, раз уж твой новый кубок пуст.

— Да я… — просиял простодушный герцог. — Да я за тебя! Ух, хорош кубок! Добрая работа! Ромейская, не иначе?