Принц Крови (СИ)

Швейцария являлась вотчиной Совета и была поделена между его членами, согласно какой-то их внутренней иерархии. Дивные, чистенькие и хорошенькие, как в сказке, городки с тихой, размеренной жизнью и пейзажами, радующими глаз, не требовали пристального присмотра, там всегда было все хорошо. Не мудрено, что подыхающие от скуки старички так любили лезть не в свои дела, обращая недремлющий взор в чужие владения и выискивая, к чему бы придраться. Но вместе с тем, — стоило возникнуть какой-то серьезной проблеме и они тут же прикидывались невидимками. Швейцария избаловала их и сделала ленивыми, заставила поверить, что мир надежен и незыблем, как горы, чьи силуэты они видят в окна своих особняков… Вот будет занятно, если их разукрашенные рождественскими гирляндами городки наводнят фоморы. Хотелось бы посмотреть, как они задергаются. Жаль — ждать нельзя. Надо спасать Париж.

— Они ничего не ответили на ваше письмо? — спросил Лоррен.

— Шутишь? — усмехнулся Филипп, — Они же, как энты: «не торопись, маленький хоббит, мы будем совещаться, а разговор на языке энтов занимает много времени». А потом через пару недель они скажут: «это не наша война».

— Хм. А ведь верно. Как думаете, Толкин был знаком с кем-нибудь из членов Совета?

— Питер Джексон точно был знаком. Когда я смотрел на его энтов, чувствовал неприятное де жа вю. И они тоже очень не любят, когда кто-нибудь шастает по их территории, не известив заблаговременно о визите, года эдак за два. Мы этого не сделали, поэтому чтобы избегнуть их внимания, придется остановиться не в Люцерне, а в какой-то дыре, в гостинице с тремя звездами. Осознаешь масштаб моей самопожертвенности?

— А кому принадлежит Люцерн?

— Флоринде Бенземан. Знаешь, кто это?

Лоррен покачал головой.

— Ее настоящее имя Кава, и когда-то она была любовницей Родериха, последнего короля вестготов. Из-за нее тот сдал Испанию маврам, и потом то ли погиб, то ли вовсе сделался монахом… У этой упырицы повадки следственного судьи и мания подозрительности. А еще она совершенно больная по поводу исполнения старинных церемоний. Если она нас сцапает, потеряем кучу времени.

— Она не узнает о нашем приезде. Вряд ли у нее в каждой гостинице по шпиону. И вы же, надеюсь, не собираетесь ехать на своей машине и с эскортом? На вашей машине вообще не стоит соваться в горы…

— Конечно, не собираюсь. И не только из-за Кавы. Есть у меня нехорошее подозрение, что Леаван наблюдает за нами.

— С чего бы?

— Мне не нравится, что он ошивается в Париже. И я подумал, что на его месте я бы приглядывал за нами, не собираемся ли мы как-то помешать его планам. Пока мы ползаем, как слепые котята, он может быть спокоен. Но если он поймет, что мы едем в Альпы, вряд ли ему это понравится… Так что постараемся уехать незаметно. Возьмем какой-нибудь внедорожник из гаража. А Жак поведет фургон, по Франции такие колесят десятками, вряд ли фэйри догадается, что это наша гробовозка.

— Можно обойтись и без гробовозки. Мы должны успеть доехать до гостиницы затемно.

— Ну, уж нет! Каждый раз, когда я рассчитываю все успеть затемно, случается какая-нибудь херня и мне приходится ночевать в земле. Благодарю покорно. В дальние экспедиции я больше не езжу без гробовозки. Да и вчетвером в машине будет тесно.

Утром Жак забронировал места в гостинице, — к счастью, с этим проблем не возникло, потом Филипп велел ему отправляться спать, чтобы отдохнуть перед дорогой.

И как только стемнело, они двинулись в путь.

Лоррен уселся за руль внедорожника, Филипп и Тиалон устроились на заднем сидении. Следом за ними должен был ехать Жак в фургончике с гробами.

Они успели выехать за ворота и даже проехали пару десятков метров, когда грохнул взрыв.

Здоровенный «Ленд Крузер» подбросило, будто кто-то мощно дал ему пинка, заднее стекло разлетелось, окатив пассажиров градом осколков, словно шрапнелью. Но Филипп ничего не почувствовал. За секунду до этого на него обрушился удар, сокрушающий кости. А потом его охватило пламя.

Филипп вскрикнул от невыносимой боли и в тот же миг инстинктивно оборвал связь с ее источником — с корчащимся в предсмертной агонии слугой.

— Жак! — заорал он, выскакивая из машины, и едва не натолкнулся на стену огня.

Метрах в десяти от него полыхал фургон. То, что осталось от фургона.

Как завороженный Филипп смотрел на этот огромный костер, и на мечущуюся в пламени тень. Вокруг мельтешили люди, кто-то кричал, кто-то звал на помощь, остро пахло горящей резиной и кровью, но все это сейчас было где-то далеко, будто в другом измерении. Замерев, Филипп смотрел в полыхающие нутро кабины и вздрогнул, когда изнутри раздался удар, и искореженная дверца распахнулась, повиснув на одной петле. Последним отчаянным усилием Жак выбил ее ногами и, похожий на огромный факел, вывалился на дорогу. Он уже не смог подняться на ноги, тело его судорожно дернулось несколько раз и застыло.

Чьи-то сильные руки развернули Филиппа, заставив оторвать взгляд от горящего человека. Филипп увидел перекошенное лицо Лоррена, пламя оставляло на нем багровые отблески, злобными чертиками плясало в зрачках.